Шведы сбили замки с сундуков и принялись выбрасывать из них добро. Дорогие меха, золотая и серебряная посуда, деньги, разные украшения и драгоценности, приготовленные для подарков Катерине Ягеллонке, праздничная одежда послов… Все до последней монетки, до последнего платка они вытащили из сундуков. Рухлядь быстро исчезла за пазухами солдат.

Михаил Иванович несколько раз пытался остановить грабителей, и тогда Наумов придерживал его за руки, беспокоясь, как бы солдаты не разозлились и не пришибли Воронцова.

Когда с добром было покончено, солдаты бросились на послов и, не обращая внимания на крик и отчаянную ругань Михаила Ивановича, сняли с них дорогую одежду.

В этот трагический миг в комнату вошел герцог Карл, младший брат короля Ирика.

— Что вы делаете? — крикнул он, обнажив шпагу.

Со шляпы и длинного плаща королевича струйками стекала вода. У ног его на полу возникла рогатая лужа.

Солдаты, узнав герцога, в нерешительности остановились.

— Того не бывает в государствах христианских, — твердо сказал посол Воронцов, стоя в одной рубашке перед герцогом. — Так делают в вертепах разбойничьих… Все вы ответите перед великим государем всея Руси, царь сумеет расквитаться. Мне не стыдно быть перед тобою голым, герцог зюдерманландский, а тебе стыдно видеть меня!..

Лицо герцога Карла покрылось краской. По характеру он был добрый, отзывчивый человек.

— Мерзавцы! — закричал он на солдат. — Вас будут судить. Арестовать их! Я приношу извинение перед послами великого русского царя за бесчестие, — продолжал герцог, кланяясь. — Всему виной перемена власти. Ирик, безумный тиран, свержен с престола. Новый король, брат его Иоганн, желает дружбы с вашим государем. Обидчики ваши понесут суровое наказание.

— Мы просим немедленно отпустить нас в Москву, донести великому государю о том, что произошло, — заявил Воронцов.

— Я доложу о вас королю Швеции Иоганну, — сказал герцог Карл. — Все, что у вас уворовано, все сыщем, а чего не сыщем, за то заплатим втрое.

И герцог Карл знаком позвал послов к руке. Послы отвернулись, к руке королевича не пошли.

Наказав солдат за самовольство, герцог Карл ушел с посольского подворья. А люди, что были с герцогом, заперли посольскую свиту, корму давать не велели и поставили у ворот стражу.

К полудню в городе сделалось шумно. Появились во множестве солдаты. Горожане вышли на улицы, но, боясь грабежей, толкались близ своих домов. Они вооружились кто чем мог. Некоторые опоясались мечами, у других в руках были пики и топоры.

Солдаты и горожане громко разговаривали, кричали и пели песни.

Ровно в полдень открылся городской торг.

Михаил Иванович Воронцов, отлично говоривший на шведском языке, упросил начальника стражи разрешить толмачуnote 13 дьяку Ивану Васильеву с двумя посольскими слугами отлучиться на малое время, купить хлеба и всякого кормового припаса.

— Даром время не теряй, — сказал Ивану Васильеву посол, — разузнай на торгу, что в Стекольне делается.

Дьяк Васильев вернулся вечером, как стали закрывать лавки. Посол Воронцов вместе с можайским дворецким Наумовым учинили ему допрос.

— Король Ирик посажен в тюрьму с женой и детями.

— Отрекся он от престола?

— Отрекся и за себя и за детей своих. Свейскимnote 14 королем возглашен герцог финляндский Юхан.

— Как город взяли, много ли убитых?

— Горожане отворили ворота самовольно. Король Ирик в замок утек, там его схватили… А Георга Пирсона, его любимца, казнили на площади. Страшной смертью. Сам видел…

— Сказывай, — заинтересовался Наумов.

— Живого на куски рубили, да не сразу, а с проволокой. Перед казнью глашатай список читал, будто он двести семьдесят три человека невинно загубил, много вельмож знатных… Катерину Ягеллонку хотел нашему великому государю выдать. Сначала отрезали ему оба уха и повесили за ребро. В муках Пирсон громко сказал: «Я всегда думал, что скорее небо обрушится на землю, нежели король Ирик меня оставит… Надейтесь на бога, только на бога, но никогда не надейтесь на больших господ». Через полчаса его с крюка сняли и привязали к четырем столбам. Тут ему раздробили руки и ноги и опять оставили на полчаса. А потом били ножом в грудь… Царский любимец просил смерти, стонал и вопил на всю площадь.

— Знаем мы этих невинных, — презрительно сказал Наумов. — Мало их Пирсон отделал. Вдвое бы, втрое бы больше надоть! Глядишь, и Ирик на престоле усидел… Бывало, мы с Григорием Лукьянычем Скуратовым за один день больше намахаем.

Большой посол Воронцов сидел молча, не поднимая глаз.

— Король Юхан победно вошел в город. За ним вооруженное войско, и конное и пешее. Народ приветствовал нового короля со радостью, — продолжал дьяк.

— Народ всякого будет приветствовать, кто королем стал, — с мрачным видом вставил Наумов.

— Королева Катерина Ягеллонка в коляске вместе с мужем Юханом по городу ездила. Люди ей цветы на колени бросали, за верность ее славили. Угождали, будто святой… Людей из Польского королевства видел, король Жигимонд послал, много их, сотни две, ежели не более. Те Жигимондовы люди нашего великого государя и царя худыми словами поносят. Говорят-де, он от живого мужа законную жену хотел отобрать. Он-де и зверь лютый, и кровопийца…

— Ладно, знаем эту песню, — оборвал Наумов. — Еще что видел?

Дьяк Васильев вынул из-за пазухи бумагу.

— Тут по-свейски написано, на дверях подворья было гвоздем приколото. Народ возле дверей стал собираться… читают. Я сорвал.

— Перетолмачь, — процедил сквозь зубы Наумов.

— «Одних в смоле и сере жгут, — начал читать Васильев, —

Других на рожнах там пекут,

Иным вздевают раскаленный шлем на голову,

Иных варят в клокочущей воде,

Тех, руки всадив в кашу, варят

И, обрезав мясо, обнаженные кости ломают.

Иным надевают на голое тело раскаленные латы.

Иным обрезают уши, губы, нос,

Иным вырывают зубы и глаза,

В иных, как в цель, стрелы пускают…»

— Складно, толково, — сказал Наумов, — однако ложно. Читать больше не к чему. Сию бумагу, Михаил Иванович, присовокупим к нашему списку. Пусть царь про ихнюю злобу и лживость ведает.

— Не учи ученого, — пробурчал Воронцов, — не впервой мне царскую службу править… Иди к себе, Ванюха, отдыхай, — отпустил он толмача. — Постой, а харчей принесли?

— Принесли, Михаил Иванович.

— Ты знаешь, что последует за свержением Ирика? — спросил Воронцов, когда дверь за дьяком закрылась.