Я думаю, что тот, кто собирается прожить долго, должен подготовиться к последнему непростому периоду жизни. В одиночестве, если ты не отягощён физическими недугами и материальными проблемами, есть свои плюсы: исчезает необходимость общения с неприятными, неинтересными людьми; расширяется личное пространство, в которое ты можешь впускать человека только по своему выбору. Кроме того, в наше время существует возможность анонимного общения через Интернет, которое ты можешь начать и прервать в любой удобный для тебя момент.

Самое тяжёлое в этом периоде жизни – уход близких из жизни. м Все трое рассказывали, что им иногда снились близкие друзья и родственники, которые звали их к себе в «иной мир». Но поводов для ухода у долгожителей не было: будучи в преклонном возрасте, они обладали на удивление отменным здоровьем и прекрасной физической выправкой. С российским долгожителем я общался наиболее интенсивно, так как мы вместе работали. В конце восьмидесятых – начале девяностых в стране наступила разруха: сухой закон, смена власти, распад страны, «прихватизация» и многие другие «чудеса».

Комбинат, где мы работали, как раз и находился в стадии этой самой «прихватизации». Расскажу, как все эти события отразились на душевном состоянии нашего долгожителя и его взглядах на жизнь. День Победы у нас на работе праздновался всегда достойно, благо возможности для этого были: комбинат работал на хозрасчёте, и денежки водились. Ветеранам вручали подарки, премии, устраивали застолье, подносили фронтовые «сто грамм». А тут празднование устроили более чем скромное: торжественная часть, вручение каких-то книжонок – и всё! Ветераны расходились чуть ли не со слезами на глазах, как в народе говорят, «не солоно хлебавши». Даже чаем не напоили! Приглашаю их в свою мастерскую. Пришло человек семь и среди них наш уважаемый долгожитель. Стройный, подтянутый, высокий мужчина в костюме с бабочкой и без «иконостаса из медалей», хотя его сотоварищи были при наградах. Я послал «гонца» за водкой и закуской, но он вернулся только со шкаликами коньяка и без закуски. В магазинах было тогда пусто до безобразия! Достали из холодильника что бог послал, и началось застолье со скудной закуской и коньяком непонятного происхождения. «Гонец» то и дело продолжал бегать в магазин, а я между тостами общался с долгожителем, задавая ему различные вопросы, в том числе и о здоровье. К примеру, я у него спрашиваю: «Почему раньше в ресторанных застольях Вы ели овсяную кашку, запивали сухим винцом, закусывали фруктами, потом прекрасно играли на пианино и напевали романсы? Сейчас же пьёте «палёный» коньяк, закусываете залежалыми подгорелыми сардельками и не беспокоитесь о своём здоровье?». Он пустился в воспоминания, рассказал много интересного о прошлом, поведал о своей непростой теперешней жизни, попытался объяснить изменение своих взглядов.

Первое. Родился он в начале двадцатого века. К моменту переворота семнадцатого года был кадетом и жил в Москве. О случившемся историческом событии узнал только тогда, когда произошёл расстрел офицеров, юнкеров и кадет, защищавших Кремль от отрядов Военно-революционного комитета (вооружённых сил большевиков). Бытовая жизнь простых людей после переворота примерно год была ещё довольно сносной. Помня все эти события, он гневно возмущался: «Сейчас даже переворот нормально совершить никто не может: есть нечего, Думу расстреляли. Уму непостижимо! Царь, и тот Думу несколько раз распускал, но не расстреливал». Долгожитель, я думаю, имел право возмущаться, так как участвовал в Гражданской и Отечественной, всю жизнь честно работал и свой долг перед Родиной исполнил.

Второе. Он сокрушался, что дома всё плохо: «Дети, внуки и правнуки от рук отбились! Живу сейчас с бывшими жёнами: одной восьмой десяток пошёл, с постели не встаёт, а вторая тоже прихварывает и уже готовится к пенсии. Просто беда!»

Третье. С гордостью рассказывает: «Недавно прошёл обследование, и врачи заявили, что у меня все физиологические возрастные параметры тридцативосьмилетнего мужчины. Можно прожить ещё одну жизнь, только на кой ляд она, такая, нужна? Вот и ем всё подряд, что бог послал, и пью, что попадя! Единственное ограничение – стараюсь блюсти посты».

Четвёртое. С жалостью продолжает: «Посмотри на моих коллег – многим ещё семидесяти нет, а они уже развалины; говорят только о здоровье да, о пенсии; воспоминания у большинства неутешительные. Мрак!».

Чешский долгожитель, рассказывая о своём житье, говорил примерно то же самое. При последней встрече с ним, которая состоялась в московской студии «МАРС» ещё до событий девяностых, возмущался засильем немчуры на славянской родине. Во время продолжительной немецкой оккупации во время войны, по его словам, практически всё население Праги говорило на немецком языке. После «Бархатной революции» немчура опять заполонила все сферы жизнедеятельности, как и во время оккупации. Рассказал, как снится ему кошмарный сон: идёт он по оккупированной Праге во время войны и везде слышит немецкую речь. Просыпается, открывает глаза и опять слышит немецкий говор из открытого окна. Сон, как машина времени, сыграл с ним злую шутку. Кстати, он ещё тогда предсказал, что и у нас ожидаются лихие времена.

Его предсказания вскоре сбылись! Во многих сферах нашей жизни произошли коренные, зачастую необдуманные изменения. Если говорить о языке, расстраивает даже не столько появление англоязычных слов в большом количестве (в жизнь вошли новые предметы и понятия, для обозначения которых в нашем языке нет аналогов), сколько вымывание из языка, сознания, таких слов, как «совесть», «стыд», «долг» и т. д.

Вывески с английского на русский переписать можно за один день, а что делать с сознанием народа?

У вьетнамского долгожителя личные жизненные проблемы были не такие острые, как у его европейских ровесников. Он, достигнув высот в карьере чиновника, жил «в шоколаде», да и к пожилым людям там относятся намного почтительнее, чем у нас и в Чехии. В разговорах он сетовал лишь на то, что линия его партии просоветская (в знак благодарности за помощь России в освободительных войнах с Францией и Америкой), а не китайская. Переживал, что россияне живут в бедности, а вьетнамцы живут намного хуже, чем соседи – китайцы.

Из общения с долгожителями я вынес убеждение, что жить долго в эпоху перемен – сомнительное благо. Дожить до глубокой старости и, несмотря ни на что, остаться оптимистом, сохранить светлый ум и здоровье – это воистину подвиг, заслуживающий глубочайшего уважения!

Москва. 1947 год. В Совет Министров СССР поступает предложение от Сталина о строительстве на Ленинских горах нового здания Университета. Начинаются изыскательские и проектные работы. Первый камень в основание здания закладывается весной 1949 года. За два прошедших года много чего произошло: были приняты несколько постановлений за личной подписью Сталина; изменено место расположения здания из-за слабости грунтов; архитектор Иофан уступил место архитектору Рудневу и т. д. Первоначально по замыслу Иофана главное высотное здание должно было располагаться прямо над обрывом и венчаться гигантской статуей вождя. Но в результате гидрогеологических исследований обнаружилась слабость грунтов и невозможность строительства на запланированном месте. Иофан настаивал на первоначальном варианте, и Сталин лично заменил его на Руднева. Здание перенесли на 800 метров вглубь территории, а над обрывом запроектировали смотровую площадку. Увенчать здание решили шпилем. Предусматривался кроме высотного целый комплекс сооружений различного назначения. Открытие было назначено на первое сентября 1953 года, чтобы первый выпуск состоялся к фестивалю молодёжи и студентов. Стройке дали статус «комсомольская». Однако никаких комсомольцев, кроме бывших, там не было и в помине. До амнистии 1953 года в стране было огромное количество заключённых, которых использовали для осуществления масштабных проектов. На строительстве Университета задействовали порядка трёх тысяч подневольных, имевших строительные специальности и осуждённых по бытовым статьям или за мелкое воровство.