– Понятия не имею, как он выглядел раньше, – пожал плечами эксперт. – Могли быть все уродства разом, а мог выглядеть вполне обычно – как обычный неприметный маньяк. Не знаю.

– А я знаю. Порыскал по личным вещам его бывших однокурсников по отделению теории всемирных сил. Они боялись что-либо показывать и рассказывать, но я бываю очень убедительным.

Андра хмыкнула. Дитр же понимал, о чем говорит Ралд. Он вместо полицейского всемирного поиска заимствовал у глашатаев часть их методов при расспросах свидетелей. Считалось, что мужчины не умеют этого делать, но Ралду было плевать, кто там что считает.

– Переверните страницу и найдите мне нашего горелого друга. Даю на поиск полминуты, потом снова переворачиваем страницу.

Они открыли новую часть, и кто-то начал перешептываться, водя пальцем по копии группового портрета студентов. Дитр обратил внимание на брюнета в центре, которого никто не смел загораживать даже плечом. Он сидел, закинув ногу на ногу, а униформенный мундир плотно облегал его тонкую талию.

– Тут особо ничего не разглядишь, да, – признал Ралд. – Но я вам скажу, что одного из этих ребят часто выхватывали попозировать студенты с отделения изящных искусств. Переворачивайте, ну же.

На следующей странице было несколько карандашных этюдов с изображением в разных ракурсах головы одного и того же юноши – того самого, на которого Дитр обратил внимание на групповом снимке. Профиль у него был тонкий и горбоносый, в фас художник изобразил правильный овал мужественного лица.

– Прямо статуя эпохи докалендарного базиса, – нехотя признал кто-то из мужчин.

– Это он? – нахмурился Дитр, переглянувшись с Андрой.

– Он, он самый, да, – мечтательно улыбнулся Ралд.

Дитр перевернул страницу обратно, чтобы сверится с групповым портретом. Это и впрямь был молодой человек в центре. Андра перевернула две страницы назад и стала сверяться с портретом Урномма Ребуса. «Похож», – прошептали ее губы.

Он действительно был похож, разве только стрижен как варк, а не как гралеец. У него были те же высокие скулы и пышные чёрные локоны, точеный нос и глаза с поволокой. То была не простая человечья тварь, о чём не замедлила высказаться Виалла.

– Таким случайно не рождаются, – сказала она. – Это формировалось тысячами поколений.

– Тогда что он делал в доме сирот? – скривился антрополог. – Наверняка где-то брак. Где-то ниже головы.

– Только в самой голове, – пробормотал Дитр, переворачивая страницу без указания Ралда. – Ниже головы никакого брака нет.

– Вот это самый настоящий «вулце да виале», – сказал Коггел и присвистнул. – Серебряный стандарт как он есть. К таким на стороннее продолжение в очередь выстраиваются.

Женщины улыбались, разглядывая изображение обнаженного гибкого тела. Молодой человек был строен и широкоплеч, люди такого телосложения обычно имеют высокий рост. Руки у него были мускулистые, но с тонкими запястьями и узкими ладонями с длинными пальцами. Дитр увидел, что мужчины тайком поглядывали на собственные мышцы, сверяясь с изображением молодого Ребуса.

– Да, выводили долго, породистая тварь, – только и смог что признать эксперт по человечьему телу.

– Выводили? – хихикнула связистка.

– О том, как размножаются гралейцы, я вам сейчас рассказывать не стану…

– Мы продолжаемся, а не размножаемся, – буркнул Коггел, а Виалла негодующе вздернула бровь.

– …история долгая и весьма дикая, – невозмутимо продолжал антрополог. – У их дворян есть несколько стандартов – соленый, высотный, хрустальный – еще какие-то, куча их – и серебряный. Их выводят в зависимости от функционала, периодически скрещивая с представителями других наций. Если вам не повезет поболтать с младшим Кернусом, который частенько бывает тут, на Линии Стали, он вам все уши прожужжит, что он – новый тип соленого стандарта, то есть идеального морского офицера, хоть и служит в пехоте под папашей. В Принципате-де их скрещивают с ирмитами для солнцеустойчивой кожи, а здесь, с этим ветром, хорошо себя проявляет капля эцесской крови, дающая широкие плечи. Кернус и впрямь широченная тварь, никаким штормом не снесет, – антрополог ухмыльнулся, а Виалла закатила глаза: терпение ее, очевидно, подходило к концу. – Так они разных и выводят. Высотный, например, это офицер стрелковой пехоты, хрустальный – чиновник или врач, и так далее.

– А серебряный? – спросила Андра. – Для чего выводят серебряный стандарт?

– Для правления, – ответил антрополог. – Высокие, видно издалека. С белыми лицами, чтобы было заметно в темноте, потому что у них церемонии высшего уровня проводятся ночью. Сильные и живучие – потому что правитель всегда должен быть готов к войне. Ну и благовидные, чтобы хорошо выходили на портретах.

– Вот гнусь, а я-то думал, что серебряный стандарт – это про всех «породистых», как они говорят. То есть нашего урода столетиями выводили для правления, я правильно понял? – уточнил Ралд.

– Его папашу – или кто он ему там – выводили, а этого, раз он родился в доме сирот – не думаю, – антрополог наклонил голову, разглядывая рисунки, и почесал скулу. – Скорее всего, просто повезло таким родиться. Ему повезло, нам – нет.

Дитр снова поглядел на Андру, но та на него не смотрела, она пристально изучала рисунки, лицо у нее даже будто смягчилось от удивления, как и у всех остальных.

– Ну что, всё-таки ваш? – ухмыльнулся Ралд.

– Да, – тихо ответила Виалла. – Наш.

– Парцес! – позвали вдруг его. Звала Эстра Вица. Он посмотрел на нее и понял, что думает специалистка по репутации то же, что и он. Он кивнул, поджав губы, и Вица ответила ему нервной гримасой.

– Если у кого-то возникли сомнения, переверните страницу. Тут мое письмо на имя Министра общественного благополучия Песчаной Периферии, и ее ответ…

– Этой старой дряни?! – взвизгнула Андра. – Крусты?

– Да, я ей писал, чтобы удостовериться, что на рисунках Ребус. Из того малого, что я смог узнать – Круста и Ребус, можно сказать, общались в годы учебы, хоть и были на разных отделениях.

– Неудивительно, у них много общего, – процедила Андра.

– Андра, я знаю, что ты не любишь Равилу Крусту, – заговорил Дитр, – но давай держать себя в руках.

– Да ее прочат на Префекта, да она же жестокая и бесчеловечная, запретила оказывать помощь раненым кочевникам, почти что запретила разводы, притащила мужу любовницу…

– Не любовницу, – резко возразила Вица, – а вторую жену. У ирмитов так принято, потому что мужчины принадлежат женщинам только в том случае, если женщин в семье больше. Если когда-нибудь найдется идиот, что обратит на тебя внимание, и ты ответишь ему взаимностью, то однажды, в очередной ссоре с мордобоем по твоей мелкой желтой роже, ты вспомнишь о том, что где-то радостно троятся ирмитские семьи.

Дитр вдруг почувствовал всемирную горечь, что шла от близкого ему человека. Андра, не слишком хорошо себя сдерживая, дергала губами, а Вица, удовлетворенно прищурившись, вперилась в нее своими недобрыми глазами коренной жительницы пустыни.