С рынка пошла сразу в магазин, благо это было недалеко. Там история повторилась. Она снова и снова обходила прилавки с молоком, пивом, мясные и колбасные ряды, на нее даже стали посматривать от касс с подозрением. Пришлось уйти. Степана в магазине тоже не было.

Зато он успел побывать дома в ее отсутствие! Надо же, а! Пока она носилась вдоль прилавков на рынке, отгоняя от лица надоедливых ос, пока вызывала подозрение у обслуживающего персонала магазина самообслуживания, ее дорогой супруг побывал дома. Выключил компьютер, убрал его в специальную сумку. Поменял трусы на плавки, бросив первые изнанкой наружу прямо ей на подушку. Взял полотенце и снова смылся. Загорать, стало быть, ушел. С ней не захотел, а один — всегда пожалуйста! А может, он не один тут вовсе, а? Может, эта самая Вика приехала за ним следом и они теперь где-то вместе под прикрытием скалистого берега предаются запретной любви?

Юлю едва не вывернуло от собственной подозрительности.

Нет, ну нельзя же так, до такой степени! Так и до сумасшествия недалеко! Нарисовала себе не поймешь что, а основания? Всех оснований — обидный треп случайной знакомой. Она могла ведь и из вредности оговорить Степана. И могло ведь Викуси никакой не быть, а она-то, она! И по рынку бегала, и по магазину, и задыхалась от горя, и побить его хотела, и даже убить грозилась.

Нельзя так! Может, Степан совсем ни при чем, а все это — идиотский розыгрыш толстой тетки, которая просто-напросто завидует их счастью. Завидует тому, что Степан ее каждые десять минут в щеку целует, никого не стесняясь. И милой называет, и малышкой, и много еще как — хорошо и ласково. А Тамару никто не целует и не называет, потому что она на отдыхе одна. И вообще одна. Нет у нее ни мужа, ни друга, сама рассказывала. Вот она взяла и…

— Юль, ты у себя? — стукнула в дверь Тамара, будто услыхала ее мысли на свой счет. — Одна? — И, не дождавшись ответа, бестактная бестия, толкнула дверь и вошла.

— Привет. Чего это ты притихла? — Заплывшие глаза соседки бегло осмотрели комнату. — Твой-то где? Опять по делам? С телефоном?

— Послушайте, Тамара, — начала Юля сдержанно, чтобы не обидеть соседку излишней резкостью, как-никак еще почти неделю жить бок о бок. — Мои отношения с мужем к вам лично…

— А-а-а, понятно! Небось думаешь, что я это все придумала? — Тамара хихикнула в кулак и замотала головой, глядя на нее жалостливо. — Дурочка. Небось думаешь, что я из зависти оговорила твоего мужика? Вот, мол, жаба тетку душит, что я с мужиком, а она одна тут задницу греет? Дурочка ты, Юль.

— Извините, Тамара, — пролепетала Юля.

И непонятно было, за что она извиняется. То ли потому, что Тамара мысли ее угадала нехорошие в собственный адрес. То ли потому, что не желала видеть ее и предлагала той покинуть комнату. Но как бы то ни было, неловкая ситуация вогнала Юлю в краску. А Тамаре все нипочем. Она как стояла, так и продолжила стоять, подперев жирные бока кулаками.

— Вижу, купаться ушел. — Она выразительно глянула на Степкины трусы. — Пошли поищем, что ли. С телефоном ушел? Конечно, как он без него?! Пошли, пошли, чего остолбенела! Как раз на месте его и зажучим!

Не хотела Юля никого жучить ни с телефоном, ни без него! И уж тем более в присутствии Тамары. Она и отнекивалась, и отмахивалась, когда приставучая тетка ее за руку на пляж тащила. Правильнее не на пляж, а на то место, которое они с ней же и расчищали.

Нет, ну бесполезно! Тамара, видимо, не знала никаких возражений, не была с ними знакома и не реагировала на слова «нет» и «не хочу». Перла напролом да еще и Юлю на буксире тащила.

— Нету, надо же! — проворчала с сожалением, когда они вышли к морю. — А куда же его черти унесли, а, Юль? Как думаешь?

Юля думать уже не могла. Голова разболелась так, что моргать больно стало. Она затравленно озиралась по сторонам, и все ей казалось, что те немногие отдыхающие, которым очень понравился расчищенный участок берега, смотрят теперь только на нее. Смотрят и ухмыляются. Мол, ищи-ищи, его тут уж и след простыл!

— Погоди-ка.

Тамара линкольном двинулась к пожилой супружеской паре на полосатом пледе, что снимали комнату в доме по соседству. Дошла до них и расплылась в улыбке, забасив тут же:

— Семейству Кочетовых мое почтение. Как водичка, как солнышко?

— Добрый, добрый день, Тамарочка. — заквохтала Кочетова, разворачиваясь к Тамаре обвислым дряблым животом. — Водичка чудесная. Солнышко жаркое. Все, как обычно. А вы чего в одеждах?

— Мы уже назагорались с Юлюшкой. Тут проездом, так сказать. Мужика вон ее ищем. — И она ткнула толстым пальцем в Юлину сторону.

Юля в испуге попятилась. Ей вдруг показалось, что Тамара всех собирается посвятить в ту историю, которую рассказала ей по дороге с пляжа заброшенного санатория и которую, возможно, сама же и придумала. Сейчас…

Вот сейчас она откроет губастый рот и расскажет всем, что Юлин красавец-супруг, да, да, тот самый, у которого великолепный торс и ниже пупка в плавках все аппетитно дыбится — это Тамара сама так Степку оценивала, прищелкивая своим злым языком, — что он Юльке изменяет. Изменяет прямо под боком, трындыча день и ночь по телефону с какой-то бабой. А Юлька, дурочка, думает, что это неправда. Что глупые злые люди наговаривают на ее прекрасного блондина. А кому нужно наговаривать-то? Невооруженным взглядом видно, что мужик с такими внешними данными заведомо потаскун. Какие попроще, и то таскаются направо и налево, чего же ждать от таких пригожих? А эта не верит, дурочка!

Юля едва не расплакалась от облегчения, когда Тамара брякнула:

— Обещал нас на лодке покатать, а самого в доме нет. Искали, искали. Не пробегал?

— Это который у Юлюшки муж? Не тот высокий загорелый блондин, за которым шлейфом тянется женское внимание?

Кочетова мелко захохотала, расколыхав жир подо всеми морщинами на теле.

Нет, ну тоже дура-баба! Лет-то уже сколько?! Под шестьдесят, поди, а она туда же — купальник раздельный напялила, да с такими крохотульными плавками, что поседевший лобок выглядывает. Шлейф, понимаешь! Старая карга, а на загорелых блондинов глаза таращит!

Юля попыталась себя одернуть. Господи, чего же это с ней делается, а?!

Она так весь мир начнет ненавидеть. Пока до Викуси дело и руки дойдут, она всех бедных женщин презирать будет. На нее и гнева не останется. Надо успокоиться и взять себя в руки. Ничего же не известно пока, ничего…

— А как его зовут? — продолжала извиваться дряблым морщинистым червем Кочетова на полосатом пледе. — Вашего мужа, Юленька?

— Степан, — ответила за нее Тамара, безошибочно угадав ее состояние и загородив своим мощным торсом Юлю от Кочетовой. — Так видели или нет?

— Видели, — встрял супруг, до этого момента лежавший носом вниз на пледе. — Он был тут, загорал по соседству на полотенце. Правда, недолго. Все-то ему не лежалось, ворочался с боку на бок. Пижон!