Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему захотелось курить, он встал. Выйдя в кухню, он сел у окна, прикурил сигарету, и на какой-то миг тревога затихла.
Снаружи темной, грозной стеной дом окружала ночь. Для Ноама тьма была напрямую связана со смертью, и потому он был рад, что сидит на залитой светом кухне под тихое ворчание холодильника.
Через несколько часов рассветет, и он отправится на работу. Он снова превратится в успешного менеджера, способного разрешить все проблемы клиентов. Ноам с головой погрузится в работу – во все эти совещания, телефонные звонки – и забудет о своих экзистенциальных терзаниях.
Скоро ему исполнится тридцать шесть лет. В лучшем случае впереди у него остается столько же. Но если первая половина жизни была временем расцвета, вторая обещала больше мрачных дней. Когда и от чего он умрет? Вот самый ужасный из вставших перед ним вопросов. Продолжительная болезнь? Инсульт? Будет ли он страдать? Станет ли беспомощным? Что будет думать в последний момент о пройденном пути? То же, что и сегодня? Бессмысленное существование.
– Ты не спишь?
Голос Элизы заставил его вздрогнуть.
Она стояла на пороге, заспанная, скрестив руки.
– Я разбудил тебя? – спросил Ноам.
– У меня в последнее время чуткий сон.
– Прости.
Она присела рядом с братом.
– У тебя по-прежнему бессонница?
– Когда как. Иногда случаются и хорошие ночи, – солгал он.
Она положила голову на плечо брату.
– Помнишь, какие клятвы мы давали друг другу, когда ты прятался у меня в постели?
– Клятвы – это скорее по твоей части, – со слабой улыбкой ответил Ноам.
– Да, правда, – признала сестра. – Я заставляла тебя клясться, что мы никогда не бросим друг друга, что станем богатыми, что совершим кругосветное путешествие, что отблагодарим бабушку с дедушкой за заботу о нас, что откроем дом для бездомных… Видимо, мне жизненно необходимо было мечтать.
– Да, мы были детьми, – прошептал Ноам. – Детьми в поисках идеала.
– Но одна клятва повторялась вновь и вновь: у нас будет крепкая семья. То, что мы пережили, сделало нас более зрелыми, мы смотрели на жизнь иными глазами, не так, как наши сверстники. Я тебе даже пообещала, что никогда не выйду замуж без твоего согласия. И от тебя взамен потребовала того же.
– Но когда встретила Люка, ты даже не спросила моего мнения.
– Да нет, я сразу увидела, что он тебе не понравился. И потом, я знала, что он – не мужчина моей жизни. Я утратила иллюзии, потеряла надежду встретить прекрасного принца, начала стареть и просто хотела родить ребенка. Он дал мне его, и я благодарна ему за это.
– Так ты с самого начала знала, что ваш брак развалится?
– Я предчувствовала. Но он был добрый, с ним мне было спокойно, и я надеялась, что со временем…
Они помолчали несколько мгновений, перебирая в памяти картины, звуки и запахи прошлого.
– А помнишь, как мы представляли себе наш дом? – спросила Элиза. – Он должен был быть большим – чтобы в нем поместились две семьи, – но с двумя отдельными входами, чтобы у каждого была своя жизнь. Зато сад должен был быть общим, чтобы наши дети вместе там играли.
– Элиза… это… были твои мечты. Я только слушал и пытался представить себе всё это.
– Да? – удивилась она. – А в моих воспоминаниях ты заканчиваешь мои фразы, дополняешь мои планы, приукрашиваешь их.
– А в моих говоришь только ты, а я слушаю и радуюсь, что в этом светлом будущем есть место и для меня.
Элиза схватила руку брата и сжала ее. Ноам вгляделся в ее лицо. В ярком свете он разглядел новые морщинки вокруг глаз сестры, и, как всегда в таких случаях, у него перехватило горло.
– Отпуск пойдет нам на пользу, Ноам. Я так рада, что мы едем вместе.
– Я тоже не могу дождаться. С тобой и с Анной я хоть смогу немного расслабиться.
– Домик на берегу моря… Как будто мы сдержали клятву, правда?
– Можете одеться, ваше сердце работает отлично, – объявил кардиолог, садясь за письменный стол.
Ноам с облегчением надел рубашку.
– Это означает, что в ближайшие месяцы остановка сердца мне не грозит, так ведь?
Врач поднял голову и с подозрением посмотрел на пациента.
– Что за вопрос? У вас есть какие-то опасения на этот счет?
– Да нет. Просто… у меня один знакомый скоропостижно умер от этого, – солгал он. – Вот я и подумал…
– Вы еще молоды, и в роду у вас не было ничего подобного. Вероятность, что сердце вас подведет, очень невелика. Хотя ни один из моих коллег не стал бы вас убеждать, что вы в полной безопасности. Для остановки сердца есть множество причин, и некоторые из них невозможно выявить.
– Значит, я могу рухнуть, выходя из вашего кабинета, – пошутил Ноам.
– Именно, – совершенно серьезно ответил врач. – Профилактические меры, которые вы принимаете, весьма похвальны, но гарантии они не дают.
Врач сел за компьютер, ввел какую-то информацию и назвал стоимость приема.
В момент прощания, уже у дверей кабинета, он добавил:
– Иногда на пороге сорокалетия мужчины начинают чувствовать, что стареют. И это ощущение приводит их к депрессии, к мыслям о смерти. Не знаю, ваш ли это случай, но мне кажется, что вы находитесь в состоянии стресса, тревоги. Не допускайте пагубные чувства в свою повседневную жизнь. И не дожидайтесь, пока мысль о смерти станет навязчивой идеей, – сходите к специалисту. Психотерапевту или психиатру.
Ноам покачал головой. У него эта идея уже давно стала навязчивой.
7 июля 2011 года
Слова Анны сначала выбили меня из колеи. Потом я решил, что этот странный факт следует отнести к эпифеноменам и попросту забыть о нем. Я было подумал, что мне это удалось, но надо признать, что они никуда не делись и продолжали исподтишка точить меня. Предсказание смерти, возможно, скорой и неминуемой, лишь увеличило мою тревогу.
Разумеется, в устах ребенка такие слова не имеют никакого смысла! И мой страх – тоже!
Но произнесенная Анной фраза расшевелила старый испуг, страх, глубоко укоренившийся в моем сознании. А страху наплевать на смысл.
Преследовавшая меня мысль о смерти вновь встала передо мной во всей своей неприкрытой жестокости и определенности.
Смерть. Для большинства людей это всего лишь понятие, некая идея, перспектива столь далекая, что они, на их счастье, едва различают ее зловещие очертания. Они встречаются с ней, когда их оставляет кто-то из близких. В естественном порядке: сначала бабушки-дедушки, потом родители.