1. Бургундский и Орлеанский дома, 1407 г.

Эти цифры иллюстрируют общеизвестную истину, что обширные земельные владения имели значение не только или даже не столько из-за доходов, которые они приносили и которые часто были весьма скромными. Их реальное значение заключалось в престиже, покровительстве и влиянии, которое они создавали для своего владельца. Они обеспечили Людовику Орлеанскому большое число сторонников на севере Франции. Они принесли ему грандиозные замки, служившие сценой для демонстрации, которая была неотделима от осуществления политической власти. Людовик переделал замок Пьерфон и полностью перестроил замок Ла-Ферте-Милон. Он превратил Куси в "прекрасную крепость", которую прославил Эсташ Дешан, с ее залом, украшенным статуями девяти героев исторических легенд, к которым Людовик добавил фигуру Бертрана Дю Геклена, героя-воина из поколения своего отца. Руины этих величественных зданий и фрагменты скульптур, уцелевшие от внимания реставраторов XIX века и захватчиков XX века, показывают, что роскошь, пропаганда и визуальное воздействие были важны для их владельца, по крайней мере, не меньше, чем оборона. Людовик вел роскошную жизнь в парижском Богемском отеле, который, будучи расширенным и частично перестроенным, служил его главной резиденцией и политическим штабом. В последнее десятилетие своей жизни он потратил деньги на строительство огромного парижского особняка на улице Сент-Антуан напротив отеля Сен-Поль, на земле, предоставленной ему королем, "чтобы он всегда был рядом с нами". В столице в разное время было приобретено не менее пяти вспомогательных резиденций. Подсчитано потребление мяса при дворе Людовика: 80 туш баранины в неделю плюс по 12 говядины, телятины и свинины и более 2.000 цыплят в 1393 году. Сохранившиеся финансовые записи, которые далеко не полны, фиксируют увеличение числа прислужников Людовика по мере того, как росли его средства и улучшалось его политическое положение. Их число увеличилось с 200 человек в среднем в 1390-х годах до более чем 300 человек в начале нового века, что сделало его двор самым крупным из дворов принцев того времени. Его личная военная свита была по меньшей мере вдвое больше. К началу XV века Людовик Орлеанский оставил позади свои бурные годы молодости. Он культивировал политическое влияние, раздавая милости с безрассудной щедростью, и этих качеств было более чем достаточно, чтобы привлечь в свою орбиту придворных, клиентов и карьеристов. Его двор считался местом современного рыцарства, что резко контрастировало со степенным величием его престарелых дядей. Кастильский паладин Перо Ниньо, который провел несколько недель в Париже в 1406 году в качестве почетного гостя двора Людовика, был ослеплен его обаянием, его великолепным образом жизни, его атмосферой власти и его "великой свитой, полной важных господ и знаменитых рыцарей и людей всех наций"[35].

В 1399–1401 годах Людовик занялся укреплением своего положения. Когда король стал ему подконтролен, он тщательно использовал свое влияние, чтобы перестроить администрацию по своему желанию, назначая своих клиентов на критически важные должности и беря под свое крыло многих из тех, кто уже был там. Эти преобразования пригодились ему во время отлучек Карла VI, когда ему снова пришлось конкурировать со своими дядями в королевском Совете. Значительные изменения были произведены в финансовых ведомствах, где до сих пор главенствовали ставленники герцога Бургундского. Счетная палата, служившая ревизионным органом государства, и Генеральный Совет контролировавший сбор налога с продаж, были заполнены орлеанистами. Один из придворных слуг Людовика стал сборщиком королевских доходов в Париже и впоследствии казначеем Франции. Людовик заключил тесный союз с тремя братьями Монтегю, отпрысками знаменитой династии администраторов, которые ранее связывали свою судьбу с герцогом Беррийским. Жан I де Монтегю, епископ Шартрский, старший из братьев, поднявшийся по карьерной лестнице в финансовой службе монархии, стал первым президентом Счетной палаты. Герцог Орлеанский добился назначения Жана II де Монтегю, личного секретаря Карла VI, магистром королевского двора и фактически главой администрации.

Людовик не был популярен среди жителей Парижа. Но он позаботился о том, чтобы в главных центрах власти были поставлены его союзники. Жан II де Монтегю стал капитаном Бастилии, а другой его союзник — капитаном Лувра. Гийом де Тиньонвиль, один из его камергеров, стал королевским прево и капитаном замка Монлери. В провинциях орлеанисты постепенно заняли посты королевских бальи, сенешалей и главных капитанов. По крайней мере, отчасти это был вопрос смены поколений. В 1400 году герцогу Беррийскому было почти шестьдесят лет, а герцогу Бургундскому — пятьдесят восемь. Оба были уже стариками по меркам того времени. У Иоанна Беррийского не было наследника мужского пола, а сыновья Филиппа Бургундского вряд ли унаследовали бы его ключевое положение во французском правительстве. Дофину Карлу было всего восемь лет, он был болезненным ребенком, как и большинство его братьев и сестер, и умер в начале 1401 года. Людовик Орлеанский, по сравнению с ним, был "спутником Фортуны", по меткому выражению Кристины Пизанской. Для массы людей, которые толпились в Богемском отеле или отвечали на его призывы к оружию, он был будущим, принцем, которой мог заменить Карла VI[36].

Как только герцоги Бургундский и Беррийский поняли, что происходит, они отреагировали на это, начав борьбу за покровительство и положение, провоцируя инфляционную спираль коррупции. Все видные представители администрации были обязаны своими должностями, своим политическим выживанием и своим состоянием покровительству того или иного принца. Они делили богатства короны, получая взятки от просителей и гонорары, подарки и пенсии от короля, увеличивая свои зарплаты чрезвычайными надбавками, которые на самом деле были постоянными и удваивали или утраивали их доход. Они развивали собственный патронаж среди своих подчиненных, умножая должности вплоть до самых низших уровней государственной службы, предоставляя чрезвычайные надбавки своим протеже, молчаливо одобряя практику, позволявшую чиновникам торговать своими должностями и выдвигать своих преемников. Ведущие семьи королевских администраторов  создавали плотные сети союзов, укрепляя их разумными династическими браками с себе подобными. Эти вельможи от бюрократии платили за благосклонность своих принцев-покровителей, поддерживая их в государственных Советах, одобряя выделение в их пользу денежных грантов и позволяя направлять на свои нужды доходы короля. Когда колесо фортуны удаляло одних покровителей и возвышало других, а они выживали, меняя лояльность, как могли.

Если верить протесту Парижского Университета от 1413 года, Арно де Корби, который к тому времени уже четверть века был канцлером, получал годовое жалованье, включая чрезвычайные надбавки, в размере 5.000 ливров в год, что вдвое превышало обычную ставку, плюс еще как минимум столько же в виде пенсий, подарков, гонораров и привилегий. Александр Ле Бурсье, генеральный сборщик налога с продаж, за время своей службы приобрел множество недвижимости в Париже и его окрестностях, включая один из самых больших особняков в городе. "Я знаю большого транжиру", — пел о нем поэт Эсташ Дешан. Военный казначей Раймон Рагье,