Первым монархом, попытавшимся бороться с уличными безобразиями, был Алексей Михайлович Тишайший. Смутное время расшатало нравы простолюдинов. Патриарх Иоасаф I в 1636 году писал, что во время народных праздников «многие люди не токмо что младые, но и старые в толпе ставятся и бывают бои кулачные великие и до смертного убийства… на торжищах, и на распутиях сатанинския игры творити и в бубны бити, и в сурны ревети, и руками плескати, и плясати и иная неподобная делати».

Сам Алексей Михайлович в грамоте 1648 года сетовал, что крестьяне «прелестникам и скоморохам последствуют, и во всенощных позорищах, и на улицах, и на полях, и богомерзких и скверных песней и всяких бесовских игр слушают, и на кулачных боях между собою драку делают… накладывают на себя личины и платье скоморошеское, и меж себя, нарядя, бесовскую кобылку водят».

Чтобы как-то усмирить народ, Алексей Михайлович начал законодательно бороться с озорством. Едва ли не самая большая глава в Соборном уложении 1649 года посвящена разбору «разбойных и татиных дел». Помимо «разбойников и «татей» в ней упоминаются «лихие люди». По всей видимости, речь идет как раз о тех людях, которые «лиховали» не столько ради наживы, сколько для потехи. Для них, как и для прочих «разбойников», Соборное уложение предусматривает самые разные наказания — от отрезания ушей до смертной казни.

Суровые кары, правда, предусматривались только для «лихих» людей из низших сословий. Если, например, боярин в пьяном угаре покалечил крестьянина, то он понес бы наказание лишь в том случае, если бы это был не его крепостной. В такой ситуации он должен был возместить его владельцу все убытки.

Борьба с уличным озорством продолжалась и после смерти Алексея Михайловича. В 1686 году высочайшим указом было повсеместно запрещено любимое народное развлечение — кулачные бои. За нарушение указа «в первый привод» полагалось «бить батоги и имать приводные деньги», во второй — «бить кнутом да имать приводные деньги вдвое», в третий — «жесткое наказанье — бить кнутом и ссылать в ссылку в украйные городы на вечное житье».

Этой линии власть придерживалась до начала правления Петра I. При царе-реформаторе от настороженности, с которой его предшественники относились к народному озорству, не осталось и следа. Петр I сам был большим любителем шумных празднеств и особенно святочных «набегов» на дома вельмож. Иногда эти «шутовские» походы заканчивались совсем не шуточными выходками: «На Святки князя Белосельского за строптивость раздели нагишом и голым его гузном били куриные яйца в лохани, — писал современник царя, — а боярина Мясного надували мехами в задний проход, отчего тот вскорости и помер».

Фривольная атмосфера петровского правления привела к новому всплеску уличных беспорядков. Однако лишь когда годы спустя буйные нравы начали мешать жизни в самом центре столицы и драки стали происходить на глазах иностранных послов, власти забили тревогу. Во времена императрицы Елизаветы Петровны, в 1756 году, в центре Петербурга, у здания австрийского посольства, несколько человек устроили драку. Всех участников (а ими оказались по большей части крестьяне) удалось схватить и, сколько они ни недоумевали, их «штрафовали жестким батожьем», то есть розгами. Полиция получила строгий приказ, чтобы «впредь в высокоторжественные дни и в балы близ двора ее императорского величества кулачного бою не было».

Среди столичных возмутителей спокойствия было немало иностранцев, которые в начале XVIII века буквально наводнили Петербург. Многие из них вели себя вызывающим образом. Двое подданных французской короны после обильного возлияния начали задирать прохожих в центре Петербурга и в конце концов устроили драку. Когда же подоспевшие караульные задержали хулиганов, те стали уверять, что лишь играли. Проведя несколько дней в тюрьме главной полиции, они были отпущены потому, что, как выразился министр иностранных дел, «сие между ими бывшее произшествие большаго уважения не заслуживает».

Но в целом власти в XVIII веке продолжали относиться к уличным беспорядкам либерально, о чем свидетельствовало и то, что вновь были разрешены кулачные бои. Запрещалось их проводить только в Москве и Петербурге. Не последнюю роль в снятии запрета сыграли влиятельные дворяне — Федор Ростопчин и Алексей Орлов-Чесменский, которые тоже любили скинуть лисью шубу и полезть в самую гущу побоища. Они часто брались за организацию боев, привозя за свой счет воз с кожаными рукавицами, которые раздавались всем желающим поучаствовать.

(Я хотел бы обратить ваше внимание на стремление во все века придать кулачному бою своеобразный элемент фэйрплэй. Кожаные перчатки смягчают урон от ударов, что снижает количество травм. Здесь мы видим похвальное стремление власти не запретить кулачные бои, а сделать их менее травмоопасными.)

Вольный XVIII век закончился, когда в 1796 году на престол взошел Павел I. Новый император, известный своей любовью к дисциплине, сразу же принялся наводить порядок. Он запретил проведение всяческих вечеринок, а также стал строго следить за тем, чтобы на улицах не шумели после 10 часов вечера. Для нарушителей были предусмотрены телесные наказания. «Батожьем» Павел I «штрафовал» и дворян. Традиции отца продолжил Николай I. Он старался следить за тем, чтобы граждане на улицах городов вели себя подобающим образом. Например, в 1832 году он постановил, что «кулачные бои как забавы вредныя, вовсе запрещаются».

Период относительного уличного затишья, которое характеризовало правление Николая I и первые годы пребывания у власти Александра II, закончился в 60-х годах XIX века. Реформы Александра II, прежде всего отмена крепостного права, изменили общество. Многомиллионная масса крестьян, столетиями жившая по когда-то заведенным порядкам, оказалась предоставлена сама себе. Многие из них в поисках лучшей жизни отправились в город. Но прилично устроиться смогли далеко не все. Остальные пополнили ряды полунищего городского плебса — неквалифицированных рабочих, бедных ремесленников и просто «вольных, гулящих людей».

Стесненные условия жизни для них, в отличие от деревни, стали круглогодичными, и также всесезонными стали драки стенка на стенку и глумление над прохожими. Современник писал: «Сделайте прогулку по людным, бойким частям города: с утра до ночи там жестокая площадная ругань, какой не изобретал ни один язык на земном шаре, кроме русского, висит в воздухе и ходит в нем ходенем. Ссоры, драки и дебоширства разнообразят повседневно мирные отношения обывателей всех почти классов, и культурных и некультурных, — преимущественно же последних».

Массовые драки в городах нашли свое отражение в литературе. Лев Кассиль так описывает те времена в повести «Кондуит и Швамбрания»:

«И вот великовозрастные сыны этой степной вольницы, хуторские дикари, дюжие хлопцы, были засажены за парты Покровской гимназии, острижены «под три нуля», вписаны в кондуит, затянуты в форменные блузы.

Трудно, почти невозможно описать все, что творилось в Покровской гимназии. Дрались постоянно. Дрались парами и поклассно. Отрывали совершенно на нет полы шинелей. Ломали пальцы о чужие скулы. Дрались коньками, ранцами, свинчатками, проламывали черепа. Старшеклассники (о, эти господствующие классы!) дрались с нами, первоклассниками. Возьмут, бывало, маленьких за ноги и лупят друг друга нашими головами. Впрочем, были такие первоклассники, что от них бегали самые здоровые восьмиклассники.