– Доброго дня, – пробормотала она, не обращаясь ни к кому в частности, и услышала в ответ нестройный хор дружелюбных голосов.

Выскользнув в коридор, Тася столкнулась лицом к лицу с миссис Наггз. Сегодня домоправительница выглядела менее строгой, чем накануне.

– Мисс Биллингз, Эмма сейчас переодевается, снимает свой костюм для верховой езды. После завтрака она будет готова приступить к урокам. Ровно в восемь.

– Она катается верхом каждое утро? – поинтересовалась Тася.

– Да, с лордом Стоукхерстом.

– Они, кажется, очень привязаны друг к другу, – заметила Тася.

Миссис Наггз окинула взглядом холл, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.

– Лорд Стоукхерст обожает дочку. Он жизнь за нее отдаст. И однажды уже чуть не отдал.

Перед мысленным взором Таси возник стальной крючок. Она невольно тронула себя за левое запястье.

– Тогда и…

– О да. – Миссис Наггз обратила внимание на ее жест. – В Лондоне во время пожара. Лорд Стоукхерст бросился в горящий дом, прежде чем кто-нибудь смог его остановить.

Все уже полыхало… Те, кто видел, как он туда кинулся, решили, что он оттуда живым не выберется. Но он все-таки выбрался – с женой на плече и ребенком на руках. – Домоправительница склонила голову набок, будто видя перед собой призраки. – Леди Стоукхерст не дожила до следующего утра. Лорд Стоукхерст словно разума лишился от горя и боли ожогов. Больше всего досталось левой руке… Говорят, он голыми руками разломал горящую стену, чтобы спасти жену.

Кисть воспалилась, началось заражение крови, так что в конце концов пришлось решать, отнять ему руку или дать умереть.

Судьба зло подшутила над ним: сперва щедро всем наградила, а потом отняла…, столько и сразу. Не многие выдержали бы такое не сломавшись. Но хозяин – человек сильный. Вскоре после того, как это случилось, я спросила его, не собирается ли он отдать Эмму под опеку сестры, леди Кэтрин. Она заботилась бы о девочке столько времени, сколько надо. «Нет, – ответил он, – это дитя – все, что осталось мне от Мэри. Я никогда не смогу ее отдать, даже на один день». – Миссис Наггз замолчала и покачала головой. – Что-то я разговорилась. Это плохой пример для остальных слуг: стою здесь и болтаю, болтаю.

У Таси перехватило горло. Казалось невозможным, чтобы этот любящий и нежный муж и отец, которого описывала миссис Наггз, и тот холодный, сдержанный аристократ, с которым она вчера ехала в карете, – один и тот же человек.

– Спасибо, что вы рассказали мне об этом, – с трудом выговорила она. – Эмме повезло, что у нее есть отец, который так ее любит.

– Я так и сказала. – Миссис Наггз с любопытством уставилась на Тасю. – Мисс Биллингз, по правде говоря, вы вовсе не такая гувернантка, какую, я ожидала, наймет его милость. Вы ведь не из Англии?

– Нет.

– О вас уже пошли разговоры. В Стоукхерсте ни у кого нет никаких настоящих секретов…, а у вас, очевидно, их много.

Не зная, что на это ответить, Тася пожала плечами и улыбнулась.

– Миссис Планкет права, – вслух размышляла домоправительница. – Она сказала: в вас есть что-то, заставляющее людей откровенничать с вами. Может быть, это потому, что вы такая тихая?

– Это не намеренно. Я похожа на отцовскую родню.

Они все тихие и задумчивые. Вот мама у меня очень разговорчивая и обаятельная. Я всегда хотела походить на нее.

– Вы и так хороши, – улыбнулась в ответ миссис Наггз. – Теперь мне надо идти. Сегодня день стирки. Столько надо перестирать, накрахмалить, перегладить. Может быть, вам хотелось бы позаниматься в библиотеке или музыкальном салоне, пока Эмма не освободится?

– Да, миссис Наггз.

На этом они расстались, и Тася пошла разыскивать музыкальный салон. Ее вчерашняя экскурсия по замку с Эммой была слишком краткой, да и сама она очень устала, так что сегодня она ничего не могла вспомнить, кроме кухни.

На музыкальный салон она наткнулась чисто случайно. Голубые стены круглого, с высокими окнами, зальчика были расписаны золотыми бурбонскими лилиями, поднимавшимися к потолку, с которого смотрели херувимы, играющие на различных музыкальных инструментах. Тася села за сверкающий маленький рояль, подняла крышку и взяла несколько аккордов. Как она и ожидала, инструмент был прекрасно настроен.

Ее пальцы легко пробежались по клавишам, она хотела сыграть что-нибудь соответствующее ее настроению. Как и все петербургское общество, ее семья увлекалась всем французским, особенно музыкой. Она начала было играть бурный вальс, но через несколько тактов остановилась. Другая мелодия вошла в ее душу, тихо поманила за собой. Ей вспомнился шопеновский вальс, его призрачные звуки словно доносились из сердца рояля. Хотя Тася давно не играла, но эту вещь помнила довольно хорошо. Закрыв глаза, она заиграла сначала медленно, а потом все увереннее, все звучнее, по мере того как музыка захватывала ее.

Внезапно что-то заставило ее открыть глаза. Музыка оборвалась, а ее вдруг заледеневшие руки неподвижно лежали на клавишах.

В паре метров от нее стоял лорд Стоукхерст. У него было странное выражение лица, словно его что-то страшно потрясло.

– Почему вы играете это?! – воскликнул он.

От страха Тася едва смогла говорить.

– Простите, если я вас рассердила. – Она поспешно встала и вышла из-за рояля, обходя его так, чтобы между ней и Люком находился стул. – Я больше не притронусь к роялю. Просто мне хотелось немного попрактиковаться…

– Почему именно этот вальс?

– Сэр? – растерянно переспросила она. Он был расстроен из-за того, что она играла этот вальс. Должно быть, для Люка он имел какое-то особое значение. Внезапно она догадалась. Бешеный стук сердца стал успокаиваться. – Это была ее любимая вещь? – мягко спросила она, не называя имени леди Стоукхерст. В этом не было нужды. Стоукхерст побледнел так, что это не смог скрыть загар, и она поняла, что права.

Голубые глаза его яростно сверкнули.

– Кто рассказал вам об этом?

– Никто.

– Значит, это было просто случайным совпадением? – съязвил он. – Вы случайно сюда зашли, сели за рояль и сыграли тот единственный вальс, который… – Он оборвал фразу, стиснув зубы так, что на щеках заходили желваки.

Тася чуть не попятилась, испугавшись силы его гнева, который он, впрочем, жестко держал в узде.

– Я не знаю, почему я выбрала эту вещь, – выпалила она. – Я…, я просто почувствовала его.

– Почувствовали?

– В ро…, рояле…

Тишина. Было видно, что не спускавший с нее глаз Стоукхерст испытывает противоречивые чувства: ярость и удивление. Ей хотелось взять эти слова назад или объяснить их подробнее, сделать что угодно, лишь бы разрушить эту оглушительную тишину. Но ее словно парализовало. Тася понимала: любое слово, какое бы она ни сказала, только ухудшит ситуацию.