в Курдистане, выражавшегося (в свободные от военных действий между этими странами времена) в постоянном натравливании курдских феодалов друг на друга, в разжигании междоусобиц. Например, до завоевания Багдада султаном Сулайманом в княжестве Бабан, которое к началу XVI в. достигло больших размеров и могущества, власть местных курдских династов оставалась весьма прочной. После смерти правителя Бабана Пир Будака, при котором предпринимались походы на курдское племя зарза, Арделан, Соран и даже на владения самого шаха Ирана[154], началась борьба за власть. Султан Сулайман всеми мерами старался обострить вражду, санкционируя передачу управления Бабаном то одному, то другому претенденту, то обоим одновременно[155]. Под предлогом защиты прав третьего, “законного”, наследника трижды посылал на Бабан войска и шах Тахмасб. После третьего неудачного похода последний претендент и два его брата были брошены по приказу шаха в тюрьму. Все это чрезвычайно выразительно характеризует корыстную направленность политики Ирана и Турции в отношении курдов.

В 1578 г. снова начинается ирано-турецкая война за обладание областями Закавказья. Опять курды используются обеими сторонами в качестве военной силы. Именно курдские ополчения стояли в авангарде султанских войск[156] в закончившейся поражением османов битве при Чилдыре 9 августа 1578 г. В числе погибших Шараф-хан упоминает поэта, автора дивана стихов на курдском языке, эмира племени зраки, Йа'куб-бека, эмира Терджила Хайдар-бека, сына правителя Хаккари Байазид-бека, правителя Джезире эмира Мухаммада, правителя Хазо Сару-хан-бека, эмира Мухаммада Финики, Гулаби-бека, сына правителя Сакмана Пир Хусайн-бека.

Описание больших потерь, понесенных курдским народом в нескончаемых ирано-турецких войнах XVI в., приводит на память страстные слова величайшего курдского поэта средневековья Ахмада Хани: “Меня удивляет судьба, уготованная богом курдам... Турки и персы окружены стенами курдов... Всякий раз, когда арабы и турки приходят в движение, именно курды утопают в крови...”[157].

Постоянные ирано-турецкие войны за обладание Азербайджаном, Арменией и Курдистаном, военные походы и нашествия, феодальная раздробленность, усугубляемая политикой иранского и турецкого правительств, распри феодалов с их обязательными грабежами и контрибуциями не могли не сказаться самым пагубным образом на состоянии экономики и производительных сил этих областей. Большая часть населения оказалась истребленной, многие города и крепости исчезли с лица земли.

В 1554 г. во время походов шаха Тахмасба на занятые турками области Курдистана и Армении были захвачены и преданы разграблению Ван, Бидлис, Адилджеваз, Муш, Ардиш. Баргири. Полностью был разрушен Ахлат. “И поныне, — пишет Шараф-хан, — когда копают в любом месте на территории старого города [Ахлата], [из-под] земли показываются остатки дворцов, караван-сараев, бань из отесанного камня и искусно отделанного мрамора”[158]. Причиненные народу во время этих походов бедствия были, по словам Мухаммеда Амина Заки, таковы, что оказались забытыми злодеяния Хулагу-хана и Тимура — все предавалось грабежу и уничтожению[159].

Курдам эти войны не принесли ничего, кроме огромных материальных потерь и большого числа человеческих жертв. Значительное число крестьян вследствие разрушения жилищ, опустошения полей было вынуждено оставить обрабатываемые земли. В районе Мераги, переданном в кормление племени мукри, к 90-м годам разбежались все крестьяне и в эмирскую казну не поступало и медного фильса. Постоянные междоусобицы привели к разграблению и разрушению окрестностей Джезире, Дарзини и Курдакана.

Разорению курдских областей способствовало и неуверенное положение некоторых мелких курдских правителей и эмиров, которые, сознавая непрочность своей власти, особенно ревностно собирали подати. К тому же приводили и обязательства уплаты громадных сумм при получении звания правителя или владетеля надела. Эти суммы с лихвой они возвращали себе за счет ограбления народа.

Такое положение не могло не вызвать возмущения широких масс, выливавшегося иногда в открытые выступления. Подобного рода протест можно видеть в упоминаемом Шараф-ханом восстании 1595-96 г. в городе Хазо (эмират Сасун), в котором, по его словам, принимали участие и мусульмане и неверные, т. е. курды и армяне[160], составлявшие основное население города. Поводом для восстания послужили произвол и насилия Шамсаддина Катхуда, назначенного управляющим или старостой при правителе Сасуна безвольном сыне Сару-хана Мухаммад-беке, который пришел к власти в 1578-79 г. Дело дошло до того, что без его ведома Мухаммад-бек не мог распоряжаться ни единым динаром. После смерти Мухаммад-бека в 1595-96 г. Шамсаддин Катхуда своим приказом назначил нового правителя Сасуна, оставаясь фактически вершителем всех дел. Положение усугубила начавшаяся сразу борьба между претендентами на власть.

Восстание населения Хазо, которое нашло свое выражение в вооруженном выступлении против Шамсаддина Катхуда, охватило широкие слои народных масс, называемых Шараф-ханом “смутьянами и чернью”. Естественно, в силу исторических условий выход из создавшегося положения они видели в выдвижении “своего” правителя. Шамсаддину Катхуда с трудом удалось избежать смерти бегством. Отряды эмира эмиров Мосула 'Али-паши, направленные в Хазо для наведения порядка и подавления восстания, были разграблены населением Хазо, а сам он вместе со своей раздетой и разутой свитой осажден в доме Шамсаддина Катхуда.

Результатами восстания воспользовалось могущественное курдское племя азизан, поставившее на власть представителя своей знати Мухаммад-бека, сына Хизр-бека, который к 1597 г., по словам Шараф-хана, являлся полновластным правителем Сасуна. Даже по скупым и осторожным замечаниям Шараф-хана относительно расправы курдов с людьми злополучного эмира эмиров Мосула, выступившего в роли водворителя порядка по поручению османского правительства, можно сделать вывод о несомненной антитурецкой направленности этого восстания, о возмущении по поводу вмешательства во внутренние дела эмирата. Результаты этого вмешательства были для Турции неутешительны — власть курдского правителя Сасуна оставалась почти неограниченной.

Это восстание, рассказ о котором у Шараф-хана насыщен любопытнейшими подробностями, проливает свет и на положение городов Курдистана в XVI в.

Итак, XVI век, обнаруживая многие признаки тождественности и преемственности с предыдущим периодом, внес в политическое и социально-экономическое положение Курдистана новые моменты.

После 1514—1516 гг. можно говорить о насильственном разделе Курдистана между Ираном и Турцией, хотя граница раздела не была установлена, а курдские княжества и племена по обе стороны Загросского хребта, который должен был служить линией раздела, лишь номинально признавали себя подданными то Ирана, то Турции.

Захватнические действия османских султанов и сефевидских шахов еще не означали полного подчинения Курдистана социально-экономическому порядку, установленному завоевателями. Несмотря на все старания османского правительства распространить на Курдистан административную систему деления на округа (санджаки), рассчитанную на децентрализацию управления курдских эмиров и низведение их до роли держателей военно-ленных пожалований (санджаков, зи'аматов, тимаров), несмотря на целый ряд мероприятий, направленных на установление реальной власти над курдами (проведение кадастровой переписи в отдельных областях, передача управления некоторыми курдскими округами османским эмирам и т. д.), многие курдские эмираты и племена сохранили полунезависимое положение. К таким же результатам привела и