— Какого рода чепуха? Ты расстроилась?

Марни ей докучала неспроста. Она хорошо знала Люси и чувствовала ее неподдельную тревогу. Из-за этого оттолкнуть ее было сложнее, но тем более необходимо.

— Итак, оказалось, что я люблю воду, — сообщила Джеки. — К тому же я — мой лучший советчик.

— Эй, это я — мой лучший советчик! — воскликнула Суми.

Марни пыталась что-то вспомнить.

— Кажется, я тоже могу быть своим лучшим советчиком.

— И это стоит двадцати долларов? — усмехнулась Джеки.

— Может, и нет, но глубоко ли запрятана твоя энергия? — спросила Суми.

Джеки рассмеялась.

— О господи! Моя энергия действительно глубоко запрятана. Каковы шансы?

Марни пристально смотрела на нее, и Люси догадалась, что было бы вполне уместно засмеяться. Или по крайней мере улыбнуться, что она и попыталась сделать.

— Ты не против сесть за руль? — обратилась она к Марни.

— Нет.

Марни забрала у нее ключи. Она соглашалась позволить ей на время спрятаться.

Люси села на переднее пассажирское сиденье и, пока они ехали, прижимала горячую голову к прохладному стеклу.

— Люси, а ты — лучший советчик для себя самой? — спросила Суми, заметив, что подруга не участвует в разговоре.

— Нет, — с трудом поднимая голову, ответила та.

После того как они вернулись, Люси выскользнула из Уайберн-Хауса и направилась бродить по темному студенческому городку. Большая часть народа была на вечеринках или занималась уборкой комнат. Некоторые студенты уже уехали. Немногие, возможно, доделывали курсовые работы. Она прошла по Джефферсон-авеню в сторону парка. Потом пересекла лужайку, вошла в свой самый любимый сад и взобралась на извивающуюся стену, сооруженную ее давней пассией Томасом Джефферсоном. Она жаждала дуновения ветерка или нескольких капель дождя. Что-нибудь, что взбодрило бы ее.

Потянувшись, Люси улеглась на верхнюю часть стены и свернулась калачиком. Ее одолевала усталость, но она боялась уснуть. Дэниел умел находить ее в снах, и она почти не сомневалась, что этой ночью он постарается нарушить ее покой.

«Никаких снов сегодня», — наставляла она себя. Это удивительно хорошо ей помогало. С девятилетнего возраста, когда однажды ее сильно напугало шоу с акулами, Люси приказывала себе не видеть ночных кошмаров, и это помогало. Начиная лет с шестнадцати, когда она писала в конце семестра работу по «Джейн Эйр», она просила для себя сны, которые показали бы ей какие-нибудь идеи или понимание вещей. Иногда это срабатывало.

Снова София. Война. Госпиталь, где она за ним ухаживала. Глубоко в ней запрятаны были какие-то обрывки ассоциаций, не связанные с ее переживаниями, разговорами или памятью. То, что они могли существовать вне ее, тоже казалось неправильным.

Не сошла ли она с ума? Может, она все выдумала? Трем другим девушкам мадам Эсме говорила совершенно тривиальные вещи. А не говорила ли она банальности и Люси тоже, и та превратила их в нечто фантастическое? Подвергая сомнению собственное здравомыслие, Люси вынуждена была спросить себя: существует ли Дэниел в действительности? Или он — романтическая выдумка девушки, истосковавшейся по красивому незнакомцу?

Если вы обеспокоены тем, что могли сойти с ума, не означает ли это, что вы не помешались? Или помешались не окончательно? Люси примирилась с мыслью, что помешалась не окончательно.

Позже в общежитии Люси приняла душ. Иногда это здорово помогает.

— Поговоришь со мной? — спросила Марни, когда Люси, закутанная в полотенце, взгромоздилась на кровать.

— Попытаюсь.

Люси снимала с ногтей оранжевый лак. Если у вас на ногтях два или три слоя лака, то снимать его одно удовольствие, но у Люси был один тонкий слой, и она долго ковыряла и скребла ногти.

— Дэниел — реально существующий человек? — спросила Люси.

— Дэниел? Твое старое увлечение?

— Да.

— Конечно, да.

— Ты ведь помнишь его?

— Я скорее помню твои разговоры о нем.

— Ты когда-нибудь интересовалась тем, что с ним случилось?

— Не особенно. Припоминаю какие-то странные слухи. Но меня очень интересовало, что же случилось с тобой на выпускном вечере и почему ты перестала о нем упоминать.

Люси кивнула. Потом оглядела комнату. Хотя комната немного отличалась от прошлогодней, но в основном была такой же. Корпусная сосновая мебель, те же покрывала и подушки, затертый ворсистый коврик, кружки на столах и стульях, и повсюду беспорядок. Другие книги, но на тех же самых местах. На половине Марни те же атрибуты «Пинк Флойд», а на половине Люси — та же пара глиняных поделок из средней школы, террариум Пилорамы и фотографии в рамках. На одной они с Даной, маленькие, перед Боут-Понд в Нью-Йорке, а на другой — их родители в черном и белом стоят перед ротондой в день свадьбы.

— После этого ты переключилась на Томаса Джефферсона, — вспомнила Марни. — И, несмотря на то что его давно нет в живых, он, по сути дела, дал тебе взамен гораздо больше.

Люси не стала спорить.

— Я думала, может, ты наконец отказалась от Дэниела и решила идти дальше, но теперь я вдруг поняла, что история еще не закончена.

Люси покачала головой.

— В тот вечер я виделась с ним. Разговаривала.

— Разговаривала с ним? — Марни с сомнением посмотрела на подругу. — Вы обменивались словами? Больше, чем двумя? Он произносил слова?

— Да. Много слов. В основном говорил он.

— Неужели? — Марни села на кровати, скрестив ноги и положив подушку себе на колени. Ее усталость как рукой сняло. — Что он говорил?

У Люси не было сил распутывать этот клубок и рассказывать все как есть. Но она испытывала потребность немного поговорить об этом.

— Можешь мне кое-что пообещать?

— Не знаю, — честно призналась Марни.

— Давай постараемся не вспоминать потом об этом.

— Хорошо.

Люси вздохнула.

— Он меня поцеловал.

— Шутишь!

— Нет. Я сама не могу в это поверить. — Она приложила ладонь ко лбу. — Иногда я думаю об этом и спрашиваю себя, верно ли я все запомнила.

— Ты никак не можешь об этом забыть, правда?

— Да, да. Тот вечер был таким странным. У меня возникло ощущение, будто я схожу с ума. Он говорил, что я должна вспомнить. И постоянно называл меня Софией.

— Наверное, не знал, кто ты такая. Он был пьян?

— Ну, немного. Я тоже была чуть-чуть пьяна. И я все время задавала себе этот вопрос: знает ли он, кто я такая? Но чувствовала, что знает. Он знает меня лучше меня самой.