Внезапно сквозь дрему до меня доносится вопль Дины. На мгновение ее голос заглушает шум воды, и мне не удается разобрать ни слова. Мы выползаем на четвереньках из-под крыши и вглядываемся в серую мглу. Дины не видно. Снова слышен ее крик. Пронзительный, как у тех белых птиц. Дина знает, что это единственный способ поддерживать с нами связь. У них с Дэвидом очень сильные голоса. В этот раз я слышу ее более отчетливо. Может быть, она кричит громче. Ее послание, как всегда, лаконично. И застает меня врасплох.

— …ЛЯ!

Мы смотрим друг на друга в темноте. Я чувствую, как мое сердце проснулось и снова забилось. Угадываю тревогу в глазах остальных. Изумление. Надежду, искрой мелькнувшую в серой мгле. Мы напрягаем слух до предела. Хотим услышать еще что-нибудь, хотим терять надежду. Как долго мы просто сидим и ждем — не знаю. Единственное, что мы слышим, — это шум воды. Голос Дины кажется теперь галлюцинацией, миражом, фантазией. Наконец мы сдаемся и снова впадаем в полузабытье.

Я закрываю глаза, но не успеваю погрузиться в дрему. Голос Дины пробудил во мне нечто, что я считала безвозвратно утерянным. Проходит некоторое время, прежде чем мне удается подыскать слово, передающее то, что я чувствую. Я долго мысленно перебираю знакомые мне слова. Наконец нахожу слово и начинаю задыхаться, осознав его значение. Тоска!

Я чувствую, как оно вертится в желудке, словно теплый шарик. Щекочет, греет, потом почти жжет, пока я мысленно то так, то сяк кручу это слово — «тоска». Теплый шарик пытается вырваться наружу: вот он добирается до грудной клетки, поднимается по горлу и оказывается на языке. Мой рот полон букв. Я совсем без сил. Это слово терзает меня, я больше не могу удерживать его в себе. Открываю рот, пытаюсь исторгнуть его, чувствую, как оно вместе с теплой рвотой выплескивается в серую мглу передо мной. «Тоска», — мысленно повторяю я и вытираю рот.

В этом приступе тошноты было что-то странное, потому что спустя всего пару мгновений в сплошной серой мгле разверзается дыра. Она стремительно растет, а я просто смотрю на нее и чувствую, как в теле просыпаются новые слова-мучители. «Словно кто-то расстегнул „молнию“», — думаю я. Сначала мне страшно, я боюсь, что меня опять стошнит, но дыра в серой мгле растет все быстрее и быстрее, и прямо на моих глазах серость лопается с коротким глухим треском и раскалывается на две огромные половины. Между ними я вижу то, чего мы не видели уже целую вечность: на нас неожиданно хлынул поток света, и мы, беспомощные, застигнутые врасплох, забиваемся как можно дальше под крышу. Мы изо всех сил зажмуриваемся и кричим от боли.

«Свет, — проносится в голове. — Солнечный свет!»

Я слышу стоны остальных. Я пытаюсь думать, пытаюсь слушать. Напрягаюсь, чтобы не замечать боль в глазах, пылающих, словно раскаленные угли. Мне кажется, или вода и правда шумит не так оглушительно? Что это значит? Я не знаю. Никто из нас не знает. Я — лишь записывающее устройство. Просто лежу здесь и чувствую привкус слова «тоска», которым меня недавно вытошнило, и боль в глазах от слова «свет». Я лежу рядом с друзьями, вслушиваюсь, зажмурившись, в шум воды и вдруг отчетливо слышу крик Дины:

— ЗЕМЛЯ!

Сейчас происходит что-то важное. Я это сразу понимаю, напрягаюсь, чтобы не упустить ничего, ни единой мелочи. Пока не решаюсь открыть глаза. Боль все еще неописуема. Но я слушаю, замечаю любой нюанс в окружающем нас шуме, улавливаю новые оттенки в гуле бурлящей воды и что-то еще… Сперва я не понимаю, что это, затем прыскаю от смеха — это всего лишь стая белых птиц. Но проходит время, а они всё не улетают, и я понимаю: что-то действительно изменилось. Странно. Я жду, когда Дина снова закричит, но даже ей нужно быть осторожной. Замечаю, что остальные начинают двигаться, беспокойно ворочаться. Что это? Что происходит?

Я тянусь к Дэвиду, беру его за руку, чувствую, как он дрожит. Прижимаюсь к нему.

— Не бойся, — говорю ему. — Все будет хорошо. Дина знает, что делает.

Дэвид сжимает мою руку.

— Как больно, — всхлипывает он.

— Это свет, — говорю я. — Либо он исчезнет, либо мы привыкнем.

— Он не исчезает!

— Исчезнет, — бурчит Габриэль позади нас. — Это просто случайный проблеск. Наверняка такое и раньше случалось, правда, Юдит?

Я задумываюсь, хотя уже знаю ответ. Затем говорю:

— Такого давно не было.

Я слышу, как Габриэль вздыхает.

— Ты уверена? Думаешь, это что-то новое?

— Почти уверена.

Задремав, я сваливаюсь в воду. Она стала спокойнее, волны не такие огромные. У меня получается забраться обратно на плот. Ветер наконец-то стихает.

— Дина! — кричу я.

Ползу к ней на четвереньках. Колени скользят по доскам, когда волны накреняют наш огромный плот.

— Дина! — снова кричу я.

Прислушиваюсь, но различаю лишь шум воды. Продолжаю ползти ту же сторону, теряю равновесие и беспомощно растягиваюсь, когда плот обрушивается к подножию волны. И тут я слышу голос Дины:

— Сюда! Осторожнее!

Я почти бегу, согнувшись, снова поскальзываюсь и падаю на колени. Больно, но я не обращаю на это внимания. Сильные руки Дины подтягивают меня к себе.

— Ты что?! Это же смертельно опасно! — говорит она.

— Ты правда видела землю?

— Нас отнесло в сторону, но теперь я совершенно уверена. Земля рядом.

— Мы сможем туда добраться?

— Возможно.

— Это оттуда светит?

— Вполне вероятно.

— И белые птицы тоже оттуда?

— Да.

— О, Дина, наконец-то!

Внезапно снова темнеет. Серая мгла окутывает нас, словно сырое одеяло.

— Нет! — кричу я.

— Это пройдет. Пользуйся случаем, дай глазам отдохнуть. Пойду вперед.

— Будь осторожнее, Дина.

Я слышу, как она быстро перемещается к передней части плота. Но вскоре все заглушает шум воды. Я медленно открываю глаза. По-прежнему жжет, но в серой мгле становится легче. Интересно, смогу ли я когда-нибудь снова привыкнуть к свету? У меня много вопросов.

Но сейчас не время для размышлений. Кажется, у нас появился шанс. Первый за долгое время! Если только это не просто долгий проблеск. С минуту я жду, что сквозь густой туман снова пробьется голос Дины и вернет мне надежду. Но она молчит. Белых птиц тоже больше не слышно.

Вместо этого я слышу, как остальные мои спутники зашевелились. Их шепот смешивается с монотонным гулом волн. Крик Дины и в них пробудил надежду.

— Что происходит, Юдит?