так называемая постмодернистская архитектура – это всего лишь возврат тенденции, существовавшей ещё в эру промышленной революции. Для Франции, к примеру, показателен эклектичный китч эпохи Наполеона III или же стилистика всемирных выставок, где уже тогда обыгрывалось всеобщее пристрастие к цитатам и компиляциям. «В “Пассажах” высказывается мнение, что бессмысленно разделять капиталистическую эпоху на периоды формалистского модернизма и исторически эклектичного постмодернизма, поскольку эти направления существуют с самого зарождения индустриальной культуры. Парадоксальная динамика новизны и повторения попросту вновь повторяется. Модернизм и постмодернизм – вовсе не хронологические этапы, а политические позиции в вековой борьбе искусства с технологией» (Сьюзан Бак-Морс, «Диалектика видения»). Разница лишь в том, что сегодня такие повторные эстетические вливания не связаны ни с прихотью спонсора, ни с торжеством личной власти. В первую очередь они оказываются плодами той рыночной психологии, которая сумела извлечь урок из фиаско глобального стиля, порождавшего лишь однообразные многоэтажки без оглядки на последствия для общих жизненных условий, и которая основной своей целью ставит поддержание потребительской способности посетителей, подчинив этому все их стремления: «Здесь, в Bluewater, нам важно понять, чего на самом деле хочет потребитель. Благодаря маркетинговым исследованиям нам удалось во многом ответить на этот вопрос и создать уютную и дружескую атмосферу. Количественный опрос, недавно проведённый компанией Gallup, а также качественные исследования, выполненные в Alistairs Burns Research and Strategy, показали, что невыразительный формат отталкивает покупателей. Более 50 % опрошенных молодых людей в возрасте от 16 до 24 лет заявили, что скорее откажутся от покупки, если эстетическое оформление будет посредственным. […] Количественные исследования выявили первостепенную роль эстетики в управлении эмоциями (mood management). […] Специалист по потребительскому поведению Дэвид Пик считает, что покупатели хотят быть ближе к природе, а именно это ощущение и возникает в любой деревне». При таком раскладе декор играет решающую роль: он позволяет укоренить имперский механизм — по сути своей выражение глобального господства Капитала – в местных традициях, которые как раз эта самая форма господства и уничтожила. В итоге затейливые конусообразные башенки на верхушке здания повторяют форму кентских хмельников, тогда как все здешние старинные пивоварни оказались в руках международных пивных корпораций. Не в последнюю очередь отметим, что эта техника эстетического воздействия, применяемая в усмирительных целях, получила название Civic Art – искусство, служащее для штамповки образцовых граждан. «С помощью Civic Art, – говорит Эрик Кьюн, архитектор, спроектировавший Bluewater, – мы попытались воспроизвести местный колорит, решив не навязывать никаких глобальных концепций. […] Прежде всего нашей задачей было построить нечто функциональное, потом мы добавили развлекательные элементы, а затем и – самую для нас важную – культурную составляющую». Эстетика доступности совмещается здесь для пущей эффективности с излюбленными теориями гражданского культурализма: с рассуждениями о том, как хорошо «жить и работать в краю родном»29. В обоих случаях возрождённые ценности оказываются набором запчастей от традиции.

В 1956 году по проекту американского архитектора Виктора Груэна в Миннеаполисе был сооружён Southdale – первый торговый центр современного типа или, как выражаются американцы, «молл». Это в корне изменило положение, поскольку массовый сбыт окончательно отдалился от модели универсального магазина, и с тех пор универмаги сохраняются лишь как своеобразный рудимент в исторических центрах городов. Моллы же разрослись до гигантских комплексов вроде парижского Forum des Halles или магазинов дьюти-фри в крупных международных аэропортах. И в пассажах первой половины XIX века, и в универсальных магазинах времён Второй империи, и даже в моллах последних пятидесяти лет типичным мотивом становится обустройство некоей частной общественной территории, то есть отрезанность от внешнего мира, стремление закрыться во всё более замкнутых пространствах, отделённых от природных условий и городской жизни, поскольку оба фактора воспринимаются как источник дискомфорта: стеклянные потолки пассажей защищали посетителей от ненастья и от неудобств, вызванных дорожным движением; появление искусственного освещения – сперва газового, а затем и электрического – позволило расширить границы традиционной лавки и разместить торговые точки на нескольких этажах, по всей площади большого здания. В универсальных магазинах, спроектированных по такому принципу, окна больше не требовались: на смену естественному свету повсюду пришёл искусственный и даже привнёс некое очарование, помогающее сотворить то последнее волшебство, которое ещё допустимо при капитализме – волшебство изобилия, разнообразия, экзотики и новизны товаров. Окна первого этажа вывернули наизнанку, превратив их в витрины для товаров, и теперь уже именно улица, вдоль которой тянется эта постройка, стала внутренним помещением. Все мы знаем, какой притягательной силой обладали яркие рождественские витрины для многих поколений детей, с пелёнок воспитывавшихся в этой потребительской феерии. И наконец, с внедрением технологий кондиционированного воздуха, или, как выражался Ле Корбюзье, «правильного дыхания»30, был пройден очередной и последний этап на пути к изоляции от внешнего мира. Это-то и сыграло главную роль в появлении моллов: системы кондиционирования позволяют преобразовать обширные пространства (иногда даже расположенные под землёй, как в Монреале) в торговые зоны, которые полностью отделены от внешнего мира. И хотя зачастую такие моллы находятся на окраине города, возможности выбраться на природу там не предполагается. В 1960—1970-е годы ЛЮДИ заполнят этот пробел пластиковыми искусственными растениями, а затем уже, с помощью новых методов создания иллюзий (под названием Replascape), в грунт вкопают натуральные деревья в кадках, предварительно забальзамировав их и обрезав им корни так, чтобы не нужно было поливать.

В Bluewater принцип оформления диаметрально противоположный. Внутреннее пространство спроектировано по модели внешнего. Из торговых помещений открыт доступ к совершенно искусственно созданной природе. Границы между внутренними помещениями и внешней средой стираются за счёт многочисленных стеклянных перегородок и световых колодцев. Более того, к зданию плотно прилегают территории для прогулок и развлечений, террасы кафе и ресторанов, площадки для пикников, пруды – их всего семь, и все они приспособлены для катания на лодках – и садово-парковые зоны, покрытые сетью велосипедных дорожек. Всё направлено на организацию фланирования как такового, то есть на то, чтобы человек не столько потреблял, сколько проводил здесь много времени в качестве потребителя и чтобы ему здесь нравилось. Сегодняшняя роскошь – это то, что можно назвать роскошью ситуации[30]: теперь её определяет не качество и не уникальность какого-либо товара, а возможность получать удовольствие от времени, места и умиротворённой обстановки. Здесь, в отличие от обычных торговых центров, к Блуму относятся не просто как к заурядному потребителю. Здесь ЛЮДИ используют бесконечное множество микромеханизмов, убеждающих его в собственной человечности, внушающих ему, что он вовсе не очередной товар и – совсем уж небывалая роскошь – что его не пытаются с самого начала втиснуть в глобальную структуру: «Философия Bluewater проста: