– Может, никуда не поедем? Надо хорошо обдумать ситуацию. Что, если Анна права и все угрозы не что иное, как хобби обормота Вениамина? В свободное от возлияний время.

Интуиция усиленно сопротивлялась этому предположению, но я не обращала на нее внимания. Так хотелось покоя!

– Как жаль, что тебе не делали прививку от бешенства. Теперь в вашей семье только кошки нормальные. Главное дело, меня же еще и спрашивает «куда?!» Не я, а ты обещала Анне тихий и заброшенный медвежий угол. Собирайся! Мне твоя жизнь тоже дорога – на фига одной протирать полы в общем коридоре? Отпартизаним пару дней в какой-нибудь заброшенной деревне, почитаем новые сообщения от маньяка, с ними я и рвану к Листратову. Ты уж меня прости, но я все-таки попыталась ему прозвониться. В отпуске он.

Наталья старательно отсортировывала в шкафу мои шмотки, которые, по ее мнению, следовало взять в дорогу.

– В конце концов, если никакой опасности нет, просто развеемся.

– По ветру?

Наташка не ответила. Стащив с антресолей объемистую сумку, принялась протирать ее от пыли, самозабвенно мурлыкая: «На воле гуляет, на воле гуляет, на во-оле гуляет маньяк с бородой».

– Почему с бородой-то? – стряхнула я с себя оцепенение.

– Без бороды он в строку не укладывается. Ну зачем ты в визитки полезла?

– Затем!

Визитка художника Ивана Ивановича Рогожина нашлась почти сразу. Я позвонила сначала по семизначному, скорее всего рабочему номеру телефона, прослушала серию длинных гудков и набрала номер мобильного телефона. С тем же эффектом.

– Не судьба! – буркнула себе под нос и со вздохами и размышлениями принялась укладывать подготовленные подругой вещи в сумку.

Можно было бы отвезти Анну с сыном к свекрови и детям. Правда, они и сами в гостях, но сложность в другом – бабуля перед отъездом всем соседкам уши прожужжала о своей замечательной подруге и ее курах, несущих яйца величиной с велосипедное колесо. Кому-то из них, кажется, даже адрес дала. Что стоит этому киллеру заявиться в деревню Юрьево и взять родных мне людей в заложники?

Я тихо ахнула и присела на кресло. Вернее, мне показалось, что я присела на кресло. Наташка его отодвинула в сторону, чтобы обеспечить большее пространство для сборов. Но мне и на полу было хорошо. Не хотелось вставать и откликаться на мелодию вальса из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь». Скоро буду бояться собственной тени.

– Ир, кажется, твой ласковый и нежный Ефимов надрывается!

Наташка держала мой телефон в руках, вопросительно изогнув брови.

– Ты что, пять минут как разлюбила своего проповедника? Так скажи ему об этом сама. Плодишь маньяков, а я вынуждена тебя от них спасать!

– Алло?

Как ни старалась, но вышло трагично. Абонент не откликнулся. Мелькнула мысль, что, если это маньяк, мой обреченный голос заставил его меня пожалеть. Наверное, у него наступила минута молчания. Но она истекла раньше, чем он заговорил.

– Простите, это Рогожин. Мне звонили с этого номера. Я отлучался ненадолго… Вы по поводу приобретения картин?

Иван Иванович умел слушать. Он ни разу не перебил тот бред, который я несла, хотя и старалась быть краткой. Но одно из двух: либо у меня нет таланта рассказчицы и, следовательно, его родной сестры – этой самой краткости, либо он у меня есть, но один-одинешенек. Без сестры. Только когда я умолкла, окончательно запутавшись между висевшим на нашей стене полуразрушенным скитом, березами, бешеными лисами и обещаниями возместить причиненные монологом материальные потери, он осторожно попытался выяснить, кто я вообще такая.

– Дебилка!!! – рявкнула Наташка, отняв у меня мобильник. Хотела внести ясность и с места в карьер принялась извиняться за то, что время у нас ограничено – звоните в другой раз. В результате через полминуты я удостоила ее тем же званием. Заметив, что с того места, где стою, то есть со стороны, виднее, велела вернуть аппарат. Подруга, прекратив нести Рогожину не меньшую ахинею, мило прощебетала «одну секундочку» и раздраженно пихнула мобильник мне в руки.

С этого момента началось некоторое взаимопонимание с художником. Теперь уже мне пришлось слушать. В основном дифирамбы кудеснику Дмитрию Николаевичу, бестолковым придатком которого я являюсь. Смысл пятиминутных откровений Ивана Ивановича коротко сводился к тому, что, будучи женой замечательного скульптора – мастера резьбы по живому человеческому телу со скальпелем в руках, удостоилась участи счастливейшей из смертных. Мне пришлось смириться с таким мощным словоизвержением – Рогожин ведь тоже мучился, слушая меня. Долг платежом красен. За это время удалось собраться с мыслями. Я не заметила, когда исчезло равнодушие, призывавшее пустить все на самотек и я попросила художника о короткой встрече примерно через часок. Наташка, как могла, изгалялась яростной жестикуляцией, перемежаемой отчаянным фырканьем. Давала понять, что сейчас не время для свиданий. Как ни странно, но Рогожин с ней согласился. Почему – стало понятно без дополнительных раздумий. Просто художник телом и душой находился за много километров от Москвы – в приснопамятном селе Владимирском. Ну не мог он отказаться от желания написать легендарное озеро Светлояр на закате дня.

Радовалась я так искренне, что переплюнула Наташку, вынужденную досрочно прекратить свои кривляния. Испросив у Рогожина разрешения и пользуясь дарованным им согласием на наше скорое прибытие, передала трубку подруге, дабы она смиренно выслушала маршрут следования до места назначения – мне такое доверять нельзя, всю жизнь путаю правую сторону с левой и не запоминаю маршрутов. Любой автомобильный пробег в моей интерпретации обязательно проходит через Дальний Восток. Наташка соображала и схватывала все на лету, время от времени поминала «маму дорогую» и сокрушенно качала головой, из чего я заключила, что столь дальнее расстояние в ее планы не входило.

По окончании переговоров я вихрем носилась по квартире, собирая мелочи, о которых вспоминала, тогда как Наталья смирно сидела в кресле, тупо изучая висевшую на стене рогожинскую картину.

– Анне звонила? – очередной раз пролетая из кухни в спальню, спросила я, но ответа не дождалась. – Звони немедленно! Надо выехать засветло, чтобы проверить, будет ли преследование. Если будет, прокатим маньяка до прокуратуры – иного выхода нет. Анну следует переодеть и загримировать до неузнаваемости. Где же детское Аленкино платье? Ладно, наденет это.

Я придирчиво осмотрела коротенькую узкую юбку дочери и откинула в сторону – не пойдет. Маленькие девочки такое носить не должны. Решила взять желтенькое платьице. Подвяжем поясочком и подберем вверх. Прикроем это безобразие какой-нибудь кофточкой. И бантик на голове соорудим.

– Наташка! У тебя есть бант?

– Бант? Зачем нам бант? У меня нет. Кажется, был у Деньки. Мы ее маленькую с бантом на голове фотографировали…

– Ну так пойди и попроси у нее. Присобачим Аниному сыну, получится настоящая девочка.