Настя ответила, но еще более тихо. Затем голоса стихли, а через минуту хлопнула дверь. Может, я чего-то не расслышал, но такие разговоры обычно ведутся при продаже квартиры. Этот вывод меня слегка обескуражил.

Когда Настя зашла в комнату, я ее первым делом спросил:

– Вы разве продаете квартиру?

– Они ошиблись, – ответила Настя, снова забираясь под одеяло. – Им на два этажа ниже… А ты не подслушивай!

– Я не подслушивал, – ответил я, пожимая плечами. – Но вы так орали, что дверь вибрировала.

Настя тотчас перевела разговор на другую тему, но это маленькое событие крепко запало мне в голову и не вываливалось оттуда, пока не произошло еще, на мой взгляд, более странное событие.

Я возвращался к себе домой, на старую квартиру, как запиликал мобильный. Было уже поздно для деловых звонков, и я нежно промурлыкал в трубку в полной уверенности, что это Настя:

– Да, малыш, слушаю тебя!

В трубке раздался шорох, скрип, затем незнакомый мужской голос произнес:

– К сожалению, это не малыш.

– А кто это?

Ошибки с абонентами на сотовой связи особенно неприятны, потому что за них приходится платить.

– Не отключай телефон, – посоветовал голос. – Я твой друг.

– Короче можно? – спросил я, испытывая не совсем приятные чувства от общения с незнакомцем, интонация которого не предвещала хороших новостей.

– Ты еще не защитился? – вкрадчиво поинтересовался голос.

У меня мурашки поползли по коже. «Началось!» – подумал я. Таким тоном мог говорить только человек, знающий о моих махинациях.

– Пока не защитился. Ты доволен? Еще вопросы есть?

«Неужели Чемоданов кому-то проболтался? – думал я. – Но он не знает номера моего телефона!»

– Еще никто не раскрыл твою аферу? – продолжал наслаждаться своей недоступностью и властью незнакомец.

– Укуси трубку и дерни кота за хвост, чтобы получить удовлетворение! – крикнул я и отключил телефон.

Настроение уже было испорчено. Неприятно, когда о твоей тайне узнает тот, кто не должен знать о ней. Вдвойне неприятно, когда не знаешь этого человека. Мне захотелось немедленно выяснить, как это могло случиться. Я набрал номер Насти.

– Настенька, – сказал я в трубку. Голос у моей любимой был сонным, кажется, я ее разбудил. – Вспомни, пожалуйста, ты никому не рассказывала про диссертацию?

– Про диссертацию? – вяло повторила она и наконец пробудилась окончательно. – Странный вопрос! Конечно же, никому! Я что – враг себе?.. А что случилось?

– Не волнуйся, – ушел я от ответа. – Просто мне так показалось.

– Не думай о дурном, – посоветовала Настя. – Никто об этом не может узнать. Да и кому это интересно?

«Вот ты и не права, – подумал я, отключая телефон. – Кому-то это показалось даже очень интересным… Неужели Чемоданову? Прибью физика!»

До самого дома я думал о возможных последствиях. Самое худшее, что мог сделать телефонный «друг», это настучать про меня Календулову. Но подтвердить, что диссертация написана не мной, мог только Чемоданов. А это не в его интересах.

Я окончательно успокоился на той мысли, что всесилие денег с легкостью уладит даже самый громкий скандал, какой мог бы вспыхнуть в научных сферах.

Надо ли говорить, с каким чувством я ехал к Чемоданову! Погода дополняла мое мрачное настроение. Как и в первый раз, не было ни снега, ни мороза. Грунтовая дорога раскисла, моросил мелкий дождик, щетки безостановочно размазывали по ветровому стеклу грязь. Машина переползала из ямы в яму, словно сытый и уставший от жизни хряк. В довершение всего по радио передавали исключительно гадкие новости. Я скрипел зубами от ненависти к Чемоданову, от которого был зависим. И меня уже не успокаивали мысли о том, что он, безусловно, талантливый ученый и прирожденный исследователь. Я знал одну простую истину: я вынужден идти на поклон к опустившемуся типу, пьянице и дегенерату.

Я уже выезжал из леса и видел тоскливые очертания заброшенного завода, как подал сигнал мобильный телефон. На дисплее значилось, что номер недоступен для определения. После вчерашнего разговора с незнакомцем я воспринимал не определенные звонки с затаенным раздражением.

– Слушаю! – ответил я, прижав трубку к уху, и по долгой паузе и шумному дыханию понял, что это снова «друг».

– Представь ситуацию, – шепотом говорил незнакомец. – Ученый совет принимает защиту, все аплодируют и поздравляют тебя. И вдруг кто-то громко говорит: «Он лжец! Он тупица и негодяй! Он присвоил чужой труд!»…

– Послушай, ты, моралист, – произнес я, мысленно проклиная изобретателя телефонов. – Представляешь, как тебе будет больно, когда я тебя найду?

– А зачем меня искать? Я рядом. Можно сказать, что я сижу в тебе. Я твоя совесть…

– Тритон ты болотный, а не совесть, – ответил я. – Чего ты добиваешься? Денег хочешь?

– Ты думаешь, совесть продается за денежки?

Мне показалось, что я уловил знакомые нотки Чемоданова. Неужели это он? И тотчас у меня родилась азартная идея поймать этого засранца с поличным. Я уже подъезжал к поселку, уже видел в тумане абрис его дома. Надо было любой ценой удержать «друга» на связи.

– Давай поговорим по-хорошему, – мягким голосом сказал я. – Почему ты считаешь, что я не имею права купить продукт чужого труда?

– Не-е-ет, – с укоризной прошептал «друг». – Ты его не просто купил. Ты объявил себя его создателем. И потому боишься разоблачения. Ибо это стыдно – неучу рядиться в мантию ученого…

Я въехал во двор, заглушил мотор и, стараясь не производить лишнего шума, вышел из машины. Сигнализация тихо пискнула, но мой оппонент, по-моему, не обратил на этот звук внимания.

– Мне кажется, – сказал я, зайдя в подъезд, – что ты все слишком драматизируешь. В цивилизованном мире так все делают. Например, Япония скупает лицензии на высокие технологии, потом производит телевизоры или магнитофоны, но все по праву считают их японскими.

– Ты подменяешь термин, – с иронией произнес «друг». – При чем здесь производство? Если бы ты был производителем! Но ты хочешь купить себе ученую степень. Абсурд! Ее можно только заработать, заслужить, все равно как воинское звание, орден или титул…

Я уже не отвечал и быстро поднимался по зловонной лестнице, словно на ринг. Третий этаж, четвертый, пятый… Я уже не слушал, о чем бормочет мой собеседник. Жажда расправы над Чемодановым сделала меня глухим и слепым. Не осталось никаких сомнений, что это он играл со мной. Что ж, мы сейчас продолжим нашу дискуссию на тему нравственности.

Отключив телефон, я сунул его в карман и с разбегу обрушился на дверь.

– Чемоданов! – крикнул я. – Открывай, моралист!