Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на различия, позитивные психологи и экономисты счастья с самого начала сотрудничества разделяли убеждение, что счастье — это не расплывчатая или спекулятивная конструкция с более чем пятьюдесятью оттенками исторического и философского серого, а объективное, универсальное понятие, которое поддается непредвзятому и точному измерению. Именно это стало одним из важнейших соглашений между обеими дисциплинами, даже при отсутствии дальнейшего теоретического консенсуса: так или иначе, но счастье можно было измерить количественно. Действительно, счастье было представлено как эмпирическое понятие, которое скорее раскрывается в больших базах данных, чем в теоретических и философских спекуляциях. «Счастье — это как шум, — заявил Лэйард в серии лекций в 2003 году. — Существует множество разновидностей шума, от тромбона до мяуканья. Но их все можно сравнить по децибелам»52. Два года спустя в самой важной и влиятельной книге о взаимосвязи счастья и политики «Счастье: уроки новой науки» он утверждал, что счастье не только измеримо, но и его благой характер самоочевиден. Лэйард совпал с позитивными психологами в утверждении, что счастье следует понимать как естественную, объективную цель, к которой все люди стремятся по своей природе.
И поэтому мы, естественно, ищем какую-то одну конечную цель, которая позволит нам судить обо всех остальных целях в зависимости от того, какой вклад они вносят в ее достижение. Счастье является конечной целью, потому что, в отличие от всех остальных целей, его благой характер самоочевиден. Если нас спросят: почему счастье важно, мы не сможем привести дополнительную, внеположную причину. Оно важно — и все. Как сказано в американской Декларации независимости, это «самоочевидная» цель[14]53.
Однако нужно отметить, что это утверждение является всего лишь допущением, а не доказательством, и скорее идеологическим, чем научным. Тавтологическим утверждением, которое, как упоминает сам Лэйард, не имеет других, внешних доводов, чтобы подтвердить его.
Несмотря на отсутствие прочной теоретической основы, уверенность в точном и беспристрастном измерении счастья действительно стала одним из главных ключей, который помог научному дискурсу о счастье проникнуть в индивидуалистическую, технократическую и утилитарную душу неолиберальной политики. По мнению экономистов счастья, мечта Бентама сбылась. Утилитаризм перестал быть абстрактной утопией социальной инженерии, став вместо этого научной реальностью, в которой хорошая жизнь поддается технократии путем внедрения настроений и чувств, смыслов, развития и даже самых интимных уголков психики в массовую калькуляцию потребления, эффективности, производительности и национального прогресса. Как уверяют экономисты счастья, «исследователям [уже] удалось достичь того, чего не смог сделать Бентам: придумали способ измерения, насколько счастливы люди и сколько удовольствия или боли они получают от обычных событий и условий своей жизни»54.
Аффективный термометр
Экономисты счастья утверждали, что им удалось преодолеть методологические сложности, связанные с самоотчетом при измерении счастья, такие как интроспекция или культурный релятивизм, благодаря постоянному развитию методов исследований, а также достижениям в области визуализации мозга, технологий отслеживания настроения, приложений для смартфонов и социальных сетей для мониторинга и получения в реальном времени личной информации о сигналах нашего тела, повседневной активности, личных отношениях, применении языка, частоте посещения мест и многом другом. Эти же исследователи утверждали, что счастье является научным конструктом, с помощью которого можно измерить экономический и социальный прогресс, для чего и требовалось ввести позитивную психологию и исследования счастья в структуру управления, где сегодня они, без сомнений, и находятся.
Возможно, нигде внедрение счастья в технократическое государственное управление не проявляется так ярко, как в сфере больших данных, где анализ информации, который издание «Харвард Бизнес Ревью» признал «самой привлекательной работой XXI века»55, прекрасно сочетается с тем, что можно назвать «самой горячей темой XXI века». Счастье, действительно, хорошо вписывается в массовую статистику и экономику личных данных. Пятый Всемирный конгресс по позитивной психологии, состоявшийся в 2015 году на курорте Диснейуорлд в Орландо, был посвящен связи счастья с большими данными и политикой. Эта тема также стала главной на Всемирном правительственном саммите в 2017 году в Дубае. Изучая страницы в Facebook[15], твиты, сообщения в Instagram, использование поисковой системы Google или выражение и соотношение позитивной и негативной лексики в социальных сетях, ученые в области счастья и аналитики скооперировались, чтобы собрать огромное количество данных, с помощью которых можно создать географические карты счастья, провести межкультурные сравнения, исследования поведенческих моделей и цифровой идентичности или изучить, как счастье может быть использовано для понимания и формирования общественного мнения по любым социальным или политическим вопросам и т. п. Кроме этого, появляются все новые тенденции в измерении счастья, такие как «анализ настроений» или «количественная самость», сбор данных из Интернета, мобильных телефонов и социальных сетей для расчета позитивных и негативных настроений как способа предсказания рыночных тенденций, прогнозирования исходов выборов или персонализации маркетинга отдельных товаров для стимулирования потребления, наряду со многими другими целями.
Несомненно, исследователям в области сбора данных еще предстоят значительные открытия в области счастья. Пока же среди их выводов, потрясших весь мир, такие заявления как: люди предпочитают выходные дни вторникам, дождь влияет на настроение, депрессивные люди предпочитают темные цвета и оттенки, и Рождество — один из самых счастливых дней в году. Однако важной стороной массового сбора данных является не то, что большие данные могут сказать о счастье, а то, как эти самые данные могут быть использованы без нашего ведома, чтобы воздействовать на нас и влиять на наше понимание счастья и отношения с самим собой и миром. Роясь в том, что мы делаем и что нам нравится, когда мы это делаем, как часто и в какой последовательности, эксперты, учреждения и корпорации получают ценнейшую информацию, которая может влиять не только на мельчайшие аспекты жизни отдельных людей — например, новости, которые мы читаем, на рекламу, которую нам показывают, на музыку, которая может нам понравиться в зависимости от нашего настроения, или на советы по здоровью и образу жизни, которые мы должны получать, — но и на более широкие поведенческие модели социального коллектива, формируя то, что считать важным для нашего счастья.
В 2014 году Facebook сообщил о завершении эксперимента, в ходе которого проводились манипуляции над страницами 689 000 пользователей с целью заставить их испытывать более позитивное или негативное отношение к себе и своим виртуальным друзьям56. В