– Я тебе уже объяснял: чем глубже мы забьем этот гвоздь, тем лучше.

– Забьем в мою голову, да?

– Да, в твою голову. Запоминаешь-то ты чем? Теперь, когда вы с молодым хозяином подружились, ты должна вести себя, как полагается.

– Я знаю, как полагается, па.

– Ты такая же воспитанная, как хорек. Надо было мне почаще рассказывать тебе, как держатся господа с верхних этажей. Совсем не так, как мы.

– Брэден мой друг, па. И я нравлюсь ему такой, какая я есть, если ты на это намекаешь.

Серафина словно со стороны услышала, как заступается за Брэдена, и ей вдруг показалось, что она обманывает и отца, и себя. На самом деле она уже и сама не знала, дружит с ней Брэден или нет, и с каждым днем сомневалась в этом все больше.

– Я не столько насчет юного господина беспокоюсь, – заметил папаша, доставая чистую тряпочку, смачивая ее водой и начиная промывать раны дочери, – сколько насчет самого хозяина с хозяйкой и особенно их городских гостей. Как ты будешь сидеть с ними за одним столом, если не видишь разницы между салфеткой и скатертью?

– А зачем мне ее видеть, эту…

– Дворецкий сообщил мне, что мистер Вандербильт хочет видеть тебя наверху сегодня вечером. А на кухне вовсю готовят торжественный ужин.

– Ужин? Какой еще ужин? А тот незнакомец тоже будет там? И поэтому меня зовут? А Брэден… он будет на этом ужине?

– Да у тебя вопросов поболе, чем у меня ответов! – хмыкнул папаша. – По правде сказать, ничего я об этом не знаю. Не представляю, зачем бы хозяевам тебя искать, если не ради юного господина. Знаю только, что сегодня вечером ожидается большое веселье, и хозяин велел тебя позвать, и это больше похоже на приказ, чем на приглашение, если ты меня понимаешь.

– Так тебе сказали, что будет ужин или веселье, па? – озадаченно поинтересовалась Серафина. И тут же ей пришло в голову, что обычно Вандербильты не устраивают ни того, ни другого.

– Да у них там все одно, – бросил папаша.

Серафина поняла, что ей придется пойти на ужин, о котором говорил отец, хотя бы потому, что это самый простой способ увидеть всех новых людей, приехавших в Билтмор. И тут же подумала, что все не так-то просто.

– Но как же я пойду, па? – с тревогой спросила она, глядя на свои искусанные и исцарапанные руки и ноги. Раны не особенно болели, но выглядели ужасно.

– Соскребем с тебя грязь, вычешем из волос ветки и засохшую кровь, и все будет отлично. Царапины не будут видны под платьем.

– На нем теперь прорех больше, чем на мне, – возразила девочка, глядя на изорванное в клочья, покрытое пятнами крови платье, которое подарила ей миссис Вандербильт.

Явиться на ужин в таком виде было немыслимо.

– Зубастые твари здорово тебя отделали, – буркнул отец, осматривая ее ухо с порванной мочкой. – Болит?

– Уже нет, – ответила она, думая о другом. – А где твоя старая рабочая рубаха, в которой я раньше ходила?

– Я выкинул ее, как только миссис Вандербильт подарила тебе хорошую одежду.

– Ну, па, теперь мне совсем нечего надеть!

– Не волнуйся. Соорудим тебе что-нибудь из того, что есть.

Серафина возмущенно замотала головой:

– Да здесь есть лишь мешковина и наждачная бумага!

– Послушай. – Отец взял ее за плечи и заглянул в глаза. – Ты жива, правда? Так возьми себя в руки. Благодари Бога и делай то, что следует делать. За всю твою жизнь хозяин хоть раз требовал твоего присутствия наверху? Нет, не требовал. Поэтому, барышня, если вас зовут, извольте идти. С песнями и плясками.

– С песнями и плясками? – в ужасе переспросила Серафина. – А зачем петь и плясать?

Как же она сможет незаметно следить за окружающими, если ее заставят петь и плясать?

– Это просто выражение такое, дочка, – покачал головой отец. Потом, помолчав, пробормотал: – во всяком случае, я так думаю.

Серафина сидела на лежанке, несчастная и негодующая, пока отец, как умел, пытался промыть и перебинтовать ее раны. Как обычно, их окружали полки с запасными деталями, инструменты, верстаки. Но, похоже, папаша совсем позабыл про работу, которую надо было сделать этим утром, полностью переключившись на Серафину.

На верстаке были кучей свалены медные трубки и латунные детали от кухонного холодильного шкафа. Накануне папаша долго втолковывал Серафине что-то про аммиачную холодильную систему, трубки, по которым что-то проходило, охлаждающую спираль, но она ничего не поняла. Девочка выросла в отцовской мастерской, но не имела никакой склонности к технике. Она запомнила про устройство лишь то, что оно было очень сложное, держало продукты в холоде и было одной из немногих холодильных установок, имеющихся в стране. Местные жители сохраняли продукты охлажденными, опуская их в ледяной родник, впадающий в ручей, и, по мнению Серафины, это было гораздо разумнее, чем складывать их в холодильный шкаф.

Едва папаша закончил хлопотать над девочкой, она поспешно соскочила с лежанки в надежде, что он забыл о своем намерении уложить ее отдыхать.

– Мне надо идти, па. Я хочу потихоньку пробраться наверх; может, замечу чужака.

– Ну-ка, послушай меня, – проговорил он, крепко беря ее за руку. – Я не хочу, чтобы ты поссорилась с кем-либо наверху.

Серафина закивала:

– Я поняла, па. Никаких ссор. Просто хочу поглядеть, кто там есть и все ли в порядке. Меня даже никто не заметит.

– Дай мне слово, что так и будет.

– Даю тебе слово, па.

И Серафина отправилась на первый этаж. Гости расхаживали по комнатам, отдыхали в салонах и гостиных, но подозрительных лиц среди них не было. Тогда она перешла на второй этаж, но и там не увидела ничего из ряда вон выходящего. Серафина обегала весь дом сверху донизу, но нигде не нашла ни чужака, который прогуливался утром вместе с мистером Вандербильтом, ни любого другого человека, который мог бы сойти за второго пассажира в экипаже. Девочка послушала, о чем сплетничают слуги, которые готовились к праздничному вечеру в Банкетном зале, но узнала только, сколько огурцов должна принести кухонная прислуга главному повару, и сколько серебряных тарелок нужно дворецкому для лакеев.

Серафина попробовала заново вспомнить все, что случилось ночью: может, она что-то забыла или не учла какие-то детали. Что означала та сцена, когда бородач подкинул свой посох навстречу сове? И кто же все-таки был вторым пассажиром в экипаже? Тот незнакомец, который гулял с мистером Вандербильтом? И откуда взялся дикий мальчишка, который ее спас? Жив ли он? И как ей его найти?

«Опять у меня вопросов больше, чем ответов», – растерянно подумала Серафина, вспомнив отцовские слова.

Ближе к вечеру, когда она вернулась в мастерскую, папаша спросил: