— Именно это мы тогда и предположили, но…

Реставратор на мгновение задумался, то ли стараясь что-то вспомнить, то ли засомневавшись, стоит ли делиться с гостем посетившей его мыслью. Сделав над собой усилие, он продолжил:

— С тех пор минуло без малого три десятка лет. Поверьте, у меня было время хорошенько подумать. И чем больше я размышлял, тем яснее понимал, что наши предположения насчет той истории были ошибочными.

— И к какому же выводу вы в итоге пришли?

Лягин, казалось опять засомневавшись, нужно или не нужно Стольцеву знать то, что он собирался сказать, снова взял небольшую паузу и отпил чаю из выщербленной кружки.

— Нынче я совершенно уверен, что то происшествие ни в коей мере не было случайностью.

— Боюсь, я не очень понимаю…

— То, что мы тогда испытали на себе в мастерской, более всего похоже на действие какой-то химической мины-ловушки.

— Вы серьезно?

Обнажив давно нуждающиеся в замене протезы, реставратор грустно улыбнулся:

— Какие уж тут шутки.

Снова образовалась пауза. Глеб обдумывал услышанное, а Лягин опять погрузился в воспоминания.

— Так или иначе, — наконец сказал он, — мы нашли, что рельеф иконы составлен из двух частей: нижней, более древней, и верхней, где изображена Богородица. Как я уже говорил, воск — довольно капризный в смысле датирования материал. Я тогда носился с идеей прозондировать икону с помощью бура, но нам так и не позволили этого сделать. Боялись, что Церковь поднимет шум. Так что оставались только неразрушающие методы.

— А просветить чем-нибудь не пробовали?

— Пытались рентгеном, но, поскольку первичный слой тоже представлял собой мягкую воскомастику, это особых результатов не принесло. Получились какие-то размытые контуры, напоминавшие группу из нескольких фигур. Да у нас и аппаратуры стоящей не было, а современных технологий обработки изображения тогда и близко не существовало. Жаль. Нам бы в то время — да сегодняшние возможности…

Лягин опять замолчал. Глеб решил, что пожилой человек устал и хотел бы закруглиться.

— Спасибо. Все это крайне интересно.

Стольцев поднялся и уже собирался попрощаться.

— Подождите, это еще не все. Вам подлить чаю?

Как оказалось, хозяин вовсе не собирался так скоро отпускать гостя. Щедро плеснув свежезаваренного чая в безразмерные кружки, реставратор снова устроился на диване.

— А еще мы нашли кусок древней ткани… — Лягин явно получал удовольствие от рассказа и, кажется, хотел максимально его растянуть.

— Ткани?

— Да, между слоями воска был тщательно спрятан фрагмент ветхой материи. Вот здесь. — Он снова ткнул пальцем в репродукцию.

— Значит, ткань спрятали еще в момент создания иконы, а не потом?

— Очевидно да. Вообще-то эта икона издревле считалась реликварием. По преданию, там хранился кусок ризы Богоматери.

— А на ваш взгляд? Что там на самом деле могло быть спрятано?

— Трудно сказать. На ткани был смутно виден неясный силуэт и какие-то знаки. И что интересно, силуэт этот очень напоминал то изображение, что мы получили, когда просвечивали икону. В общем, мы в свое время долго ломали над этим головы. И так фотографировали, и сяк. Ничего не поняли.

— А где можно найти снимки?

— Должны быть в архивах. А один я, кстати, оставил себе.

— Можно взглянуть?

Порывшись в набитых бумагами ящиках письменного стола, Лягин извлек потертый желтый конверт.

— Вот, возьмите.

— Не жалко?

— Если я за тридцать лет так и не раскусил эту загадку, на чудо рассчитывать уже не приходится.

Глеб жадно впился глазами в старую фотографию. Реставратор оказался прав — разобрать детали не представлялось возможным. Но, несмотря на это, с первого взгляда становилось понятно, что расплывчатые очертания отнюдь не какое-то грязное пятно или случайная клякса. Нет, изображение, несомненно, было рукотворным.

Как только удалось разгрести все дела в управлении, Лучко снова отправился в Третьяковскую галерею, где у него была назначена очередная встреча с руководителем отдела реставрации древнерусской живописи.

Мария Ильинична, с заметными признаками недосыпа, порядком измученная печальными событиями последних дней, снова покорно проводила капитана туда, где вместо исчезнувшей «Богоматери» на стене осталось едва различимое пятно.

— Я здесь уже в третий раз, а все никак не могу запомнить дорогу.

— И не говорите, сотрудники сами иногда плутают.

— Тем не менее, судя по записям камер наблюдения, преступникам понадобилось всего четыре минуты, чтобы пройти весь этот запутанный коридор, украсть икону и вернуться в противоположный конец здания. Как им это удалось?

— Понятия не имею. А вы намекаете на то, что их мог провести кто-то из наших?

— Нет, камеры бы это зафиксировали. Но ясно одно — без тщательно подготовленной карты отсюда не выберешься.

— Карта? Но ее мог нарисовать кто угодно. Вовсе не обязательно сотрудник моего отдела.

— Возможно, вы и правы. Рано или поздно мы всё узнаем.

Поняв по бледному виду Марии Ильиничны, что последняя фраза прозвучала нечаянной угрозой в ее адрес, Лучко дал себе слово быть аккуратнее в выражениях.

— А как вы думаете, кто мог быть заказчиком?

Мария Ильинична нервно всплеснула руками:

— Но откуда ж мне знать?

— Да вы не волнуйтесь так. Я всего лишь в плане консультации. У нас есть предположение, что в этом деле могут быть замешаны коллекционеры.

— Вполне вероятно.

— А можете рассказать мне о самых известных собирателях?

— Это в первую очередь музеи.

— Думаю, музеи можно смело отбросить. Они вряд ли пошли бы на такое, краденую икону ведь не выставишь, не так ли?

Мария Ильинична кивнула. Лучко продолжил:

— Нет, я говорю о частных коллекциях.

— Собраний икон у нас в стране немало. Да и людей с деньгами тоже.

— Именно поэтому хочется понять, где можно раздобыть самый полный список интересующих меня лиц.

— О, это совсем несложно. Большинство российских коллекционеров, имеющих известные собрания, сейчас представлены в Музее личных коллекций.

— А это где?

Во взгляде Марии Ильиничны отразились недоумение и жалость одновременно.

— Это филиал Музея изящных искусств имени Пушкина. Волхонка, 10. И если вы поедете прямо сейчас, наверняка еще успеете приобрести каталог выставки. По нему и сориентируетесь.