– Надежда Дмитриевна, постойте! – услышала она окрик молодого человека откуда-то сверху, но даже не обернулась. Дикое ужасное предположение уже завладело ее существом, но девушка упорно не хотела думать о том, что казалось ей правдой.

Сломя голову она выскочила на улицу и побежала по липовой алее, которая вела к чугунной ограде. Уже через минуту схватившись за чугунные прутья-листья, она потрясенно огляделась.

Перед ней простиралась широкая немощеная дорога, в некоторых местах выложенная булыжниками, по которой перемещались груженые телеги, старинные кареты. Горожане, проходящие мимо, так же выглядели старомодно. Она заметила дам в дорогих платьях в пол, женщин в свободных русских сарафанах, бородатых мужиков в простой одежде, которую носили в деревнях крестьяне, и импозантных франтов-мужчин в изысканных сюртуках и высоких шляпах. Вся эта картина жизни показалась ей такой реальной, что девушка впала в оцепенение.

Страшное предположение, что она все-таки каким-то неведомым образом оказалась далеко в прошлом, в этом газетном 1860 году, вновь пронзило ее сознание. Но вдруг ее ум выдал некую спасительную версию происходящего. Услышав шаги за спиной, она резко обернулась к Чернышеву и выпалила с надеждой в голосе:

– Я поняла! Вы снимаете кино?

– Кино? – поднял брови Сергей. – Никогда не слышал подобного слова… Последний час вы, милая, говорите о каких-то странных неведомых мне вещах, так что я не знаю, что и ответить вам.

– Что это за место?

– Где?

– Вот прямо здесь! – вымолвила она нервно. – Это старый Екатеринбург? – он смотрел на нее как-то обеспокоенно, и она почти умоляюще спросила вновь. – Ну, город это Екатеринбург ведь так?

– Нет. Воронеж, Воронежская губерния, усадьба Михайлово.

Не в силах выдержать происходящего и ничего не понимая, Надя прислонилась к чугунной ограде и диким взором посмотрела на молодого человека. Через миг на ее глазах выступили слезы.

– Боже! Только не плачьте! – воскликнул Сергей, приблизившись к ней на минимальное расстояние.

Она тут же выпрямилась и нахмурилась.

– Я и не собиралась, – тяжко вздохнув, прошептала она, отводя взор, вновь оборачиваясь к улице и сквозь пелену слез, уже застилавших ей глаза, смотря на прохожих.

– Как же! – порывисто добавил Чернышев и склонился к девушке. Она была чуть ниже него и доставала ему макушкой до носа. – Я все прекрасно вижу. Вы чем-то сильно расстроены. Расскажите мне.

Она повернула к нему лицо и нервно заметила:

– Да, я расстроена! Очень расстроена! А что бы делали вы, если попали в незнакомый город и увидели незнакомых людей!

– Не надо так переживать, Надежда Дмитриевна, – попытался успокоить он. – Пойдемте в дом. Обо всем поговорим. Вы успокоитесь.

– О чем поговорим? Я хотела ехать домой, а теперь понимаю, что это невозможно!

– Отчего же?

– Да оттого… – она замялась и яростно просмотрела на него. – Вот скажите, какое сегодня число?

– Двадцать шестое мая, – просто ответил он.

– Да год же, год! – нетерпеливо вспылила она.

– 1860 от Рождества Христова.

Из ее глаз брызнули слезы.

– Видимо, я и в правду сошла с ума, – пролепетала она, закрыв лицо тонкими ладонями и чуть осев вниз.

Он тут же наклонился над ней и увещевательно предложил:

– Надежда Дмитриевна, пойдемте в дом, крепостные смотрят. Зачем перед ними-то…

– Крепостные?! – вымолвила она глухо, убрав руки от лица. Она действительно заметила, что неподалеку стоят те самые две женщины, которых она видела в сарафанах. Они с интересом смотрели в их сторону. Только теперь с ними топтался еще бородатый мужик с метлой. Значит, эти люди были крепостными. А крепостное право существовало в России два века назад. Это было какое-то помешательство.

Она вновь всхлипнула и удрученно посмотрела на Сергея. Располагающее доброе выражение его молодого лица навело ее на мысль, что он не заслуживает грубости, с которой она говорила с ним последние четверть часа.

– Прошу вас, не говорите мне больше ничего, – взмолилась она. – Чем больше вы говорите, тем больше я нервничаю.

– Как прикажете, – кивнул молодой человек.

Она медленно поднялась на ноги, и он придержал ее за локоть.

Но в следующее мгновение она ощутила, как сильно сжалось ее сердце и закололо. Страшный врожденный порок, который еще с детства доставлял ей столько проблем, вновь напомнил о себе. Ей стало трудно дышать, и она стиснула грудь рукой, хватая ртом воздух.

– Вам дурно, милая? – обеспокоился Сергей.

Надя в упор болезненным взором посмотрела на молодого человека.

– Мне плохо… очень… надо…

– Что мне для вас сделать? – спросил он, придерживая ее. – Где у вас болит?

– Сердце… сейчас… мне надо подышать как следует, – она сжалась всем телом от нестерпимой нощей боли.

– У вас больное сердце? – предположил он, прижимая ее к себе, чтобы она не упала.

– Порок.

– И как я не увидел этого, – пролепетал он и приложил ладонь к ее спине в районе сердца, тут же прощупывая энергетически ее внутренний орган. Действительно, сердце ее было с изъяном. Он нахмурился, поняв, что, когда осматривал ее в спальне, видимо, так увлекся ее прелестями, пораженный сходством с Лидией, что не заметил этого страшного недуга. Ласково смотря на девушку сверху вниз, молодой человек гладил ее по спине, как будто успокаивая и вводя в ее сердечко светлую энергию, стараясь очень осторожно окутать ею больное место. Уже через несколько минут Сергей отметил, что девушка стала менее напряжена. – Отпустило? – спросил он сочувственно.

– Вроде уже лучше, мне просто больше не надо думать об этом всем.

– Верно. Пока позабудьте. Вам нужно отдохнуть. Поесть. Помыться, если захотите. Пойдемте в дом.

– Мне неудобно опять идти к вам, – неуверенно сказала Надя. – Чувствую себя как приблудная собака, которую вы нашли на улице…

– Не надобно так говорить, Надежда Дмитриевна. Вы будете моей гостьей, пока мы во всем не разберемся, – улыбнулся он, удерживая ее за талию и направляясь с ней в сторону дома. Она послушно шла с ним, пытаясь глубоко дышать. И ей нравилось то, что он говорил. – Я живу только с братом и бабушкой. Знаете ли, скучно. А вы хоть немного разнообразите мое существование, даже если и на некоторое время. Вы согласны, Наденька?

Так… уже и Наденька! Это его обращение вместе с нежностью и каким-то трепетом в голосе затронуло потаенные струны ее души. Она мгновенно растаяла и печально улыбнулась ему, чувствуя, что сердце уже не колет, а тело покрывается предательскими мурашками от его прикосновений и слов, которые, словно успокаивающий бальзам, лились в ее душу. В этот миг Чернышев казался ей таким добрым, спокойным, надежным и, будь он неладен, таким привлекательным, что Надя не могла поверить во все это.