Начало войны в Чечне положило конец альянсу: Бойко поддерживает президента и ввод войск в Чечню. А в феврале 1995-го он уходит с поста главы исполкома «Демвыбора России», съезжает из «ленинского номера» «Националя» и перемещается в куда более удобное место для налаживания отношений с властью – на подоконник в приемной Коржакова. Бойко и Березовский все свои вопросы решают через Коржакова – а глава президентской охраны, само собой, за войну в Чечне.

Именно по предложению Бойко, в том же феврале 1995-го вошедшего в число акционеров ОРТ в составе так называемой «большой восьмерки» крупнейших российских компаний, кресло главы ОРТ вместо убитого Листьева занимает Сергей Благоволин, ранее глава московского исполкома «Выбора России».

Коржаков делится с Бойко своей идеей: выборы очень мешают стране. Особенно президентские. До выборов еще полтора года, но Коржаков очень широко трактует понятие «безопасность президента», за которую он отвечает: он должен защитить Ельцина и от возможного поражения на выборах в июне 1996-го, а значит, нужно перенести выборы, и думские, и президентские, на два года.

В марте 1995 года Бойко по совету Коржакова дает пространное интервью газете «Коммерсантъ», в котором говорит: вся «большая восьмерка» крупнейших бизнесменов страны настаивает на том, чтобы перенести выборы на два года. По его словам, население настолько разобщено, что выборы в 1996 году проводить просто опасно. Нужно сначала консолидировать общество – с чем за это время может успешно справиться недавно созданное лояльное президенту ОРТ.

Слова Бойко немедленно начинают опровергать его партнеры по «большой восьмерке» – сейчас бизнесмен признает, что интервью было скорее их с Коржаковым импровизацией, чем выражением общей позиции бизнеса. В результате идею переноса выборов не поддерживает никто, и она на время забывается.

Зато Бойко приближается к другой своей цели – приватизировать Сбербанк. Он тогда считается очень проблемным активом с миллионами вкладчиков-пенсионеров, потерявших свои кровные, – с ними совершенно непонятно что делать. В мае 1995 года первый вице-премьер Анатолий Чубайс неожиданно приезжает на собрание акционеров Сбербанка. В заседании объявлен перерыв, руководство банка выходит с вице-премьером в отдельную комнату, где Чубайс объявляет, что государство, наконец, решило приватизировать крупнейший банк страны. Госпакет, который сейчас находится у Центробанка, будет передан Госкомимуществу, а потом продан – и все это в течение месяца. В этот момент все смотрят на скромно стоящего тут же банкира Олега Бойко, миноритарного акционера, в последние месяцы активно скупающего акции Сбербанка.

Бойко вспоминает сейчас, что он, конечно, не планировал приобретать контрольный пакет: для того чтобы управлять банком, достаточно иметь самый крупный пакет, если остальные распылены.

Егор Гайдар, глава «Демократического выбора России», лишившись денег Олега Бойко, зимой 1995-го обращается за финансовой поддержкой к Владимиру Потанину, совладельцу ОНЭКСИМ-банка. Потанин помогает небольшой суммой, а взамен просит бывшего премьера об одолжении – организовать встречу с Анатолием Чубайсом, единомышленником и бывшим подчиненным Гайдара. Тот не отказывает.

Потанин долго ждет в приемной – Чубайс принимает его ближе к полуночи. И хозяин ОНЭКСИМ-банка предлагает передать ему в управление акции «Норильского никеля» – одного из крупнейших предприятий России.

Заняться производством – давняя идея Потанина, хотя он никогда раньше не имел дело с промышленностью. Ему всего 34 года, он из советской золотой молодежи, сын торгового представителя СССР в Новой Зеландии. Окончил МГИМО, работал в системе внешней торговли. Знакомства отца, конечно, очень помогают в создании собственного банка, ведущего внешнеторговые операции. Но к середине 1990-х, рассказывает Потанин, он понимает, что ему не нравится банковская деятельность, «от пустой спекуляции он не получает никакого удовольствия – его тянет к производству». К 1994 году он приходит к выводу, что большая часть предприятий в России управляется совершенно неэффективно. Старые советские руководители заводов, как правило, не знают, что делать с ними в новых условиях.

«Красные директора не платят зарплату, не могут ничего решить, неграмотно себя ведут, окружили себя бандитами, которые откровенно доят их предприятия, и так далее, – так размышляет Потанин. – Я вдруг подумал: если вот эти рулят такими колоссальными предприятиями… А они, кстати говоря, их не приватизировали, не купили, ничего не вложили, просто это все досталось им в управление… Так неужели я при тех преимуществах, которые у меня есть, при знании иностранных языков, при контактах, умении общаться, – неужели я не сделаю лучше?»

Красные директора – особый феномен 1990-х. Это старые советские руководители предприятий, оставшиеся у руля в момент распада СССР. Каждый из них за последние годы превратился в маленького царя – хозяина не только своего производства, но и окрестных земель.

Термин «красные директора» – наследие НЭПа, когда молодая советская власть направляла на предприятия молодых коммунистов проводить линию партии и правительства. К 1990-м смысл поменялся на противоположный: красные директора управляли государственными предприятиями как своей собственностью. Когда в 1992 году началась ваучерная приватизация, настал их звездный час. Они убеждали сотрудников соглашаться на следующий вариант: предприятие переходило в собственность трудового коллектива, а в реальности – руководства.

Используя свое положение, директора задерживали зарплаты, выплату налогов и расчеты за государственное сырье и энергию. Прибыльная часть бизнеса, например экспорт или аренда помещений, выводилась за рамки предприятия, обогащая руководство, местную власть, а зачастую и преступные группировки.

Самые знаменитые красные директора – это, к примеру, Виктор Черномырдин из «Газпрома» или его первый зам, бывший директор Карагандинского металлургического комбината Олег Сосковец. Многие красные директора были неплохими инженерами, но очень редко оказывались успешными бизнесменами. В 1990-е почти все предприятия на территории России под руководством красных директоров начинают загибаться: не платят налоги и зарплаты работникам, копят долги, останавливают производство.

«По складу характера и по опыту они были не руководителями компаний, а начальниками цехов. В ситуации, когда надо было становиться руководителями, они не смогли в них превратиться, – так описывает красных директоров Михаил Ходорковский. – Все, что можно было проебать, они, естественно, проебали. К 1995 году они уже настолько раскачали рабочий класс, что речь шла об остановке экспортных трубопроводов или о прекращении отгрузки, если говорить про "Норильский никель". Плюс, конечно, никто из красных директоров не платил никаких налогов вообще. Задолженность по налогам была за год».

С «Норильским никелем» и его красным директором Анатолием Филатовым Потанин пытается выстраивать отношения. ОНЭКСИМ-банк дал предприятию кредит и предложил сотрудничество. Филатов руководит предприятием с 1989-го – он, собственно, и сделал «Норникель» концерном, подобно тому, как Черномырдин придумал «Газпром». Филатов – полновластный хозяин Норильска. Он прекрасный главный инженер, но не самый успешный бизнесмен – под его руководством «Норникель» становится убыточным и перестает платить налоги. По легенде, Филатов изобретает хороший способ избегать претензий центра: всякий раз, когда из Москвы прилетают чиновники за деньгами, норильские рабочие выводят на взлетную полосу несколько экскаваторов. Самолет с непрошеными гостями не может сесть и улетает.