Горшков сделал паузу, ожидая от Гурова каких-то реплик или пояснений. Если бы он знал полковника получше, то не стал бы на это рассчитывать. Последующие слова следователя лишь подтвердили этот факт.

– Вы не хуже меня знаете, чем вам это может грозить. Самое меньшее – выговором с занесением в личное дело, – проговорил следователь, недовольный реакцией Гурова. – Если вы имеете какие-либо конкретные факты для продолжения расследования, то должны доложить их мне как старшему группы. Если же у вас ничего не имеется, то я буду вынужден доложить руководству о вашем своеволии.

«А, вот это что-то новенькое. Первый раз слышу, чтобы прокуратура среди оперативников осведомителей имела. Бардак!» – подумал Гуров, но вслух сказал другое:

– Анатолий Алексеевич, вас дезинформировали. Никаким делом Артемова я не занимаюсь. Можете присылать официальный запрос, если это вам нужно...

В этот момент открылась дверь, и в кабинет вошла Верочка. Она улыбнулась Гурову, поставила поднос с двумя чашечками кофе на стол и сказала:

– Извините, Лев Иванович, вас срочно требует к себе Петр Николаевич.

Девушка незаметно для Горшкова подмигнула полковнику и вышла. У них с Гуровым давно существовал договор о взаимопомощи. Вся суть этого неофициального документа сводилась к тому, что по условному сигналу Верочка помогала полковнику сбегать от нежелательных посетителей. Утренний звонок Гурова и был таким сигналом. Этакий «SOS» в милицейском варианте.

– Прошу меня простить, товарищ следователь, – Гуров вновь нарочно подчеркнул свое обращение к Горшкову, чем вызвал его недовольную гримасу. – Начальство требует. Придется вам кофе без меня попить.

– Спасибо, у меня дела, – холодно отклонил предложение Горшков. – Вы все же, Лев Иванович, примите к сведению мои слова...

– Приму-приму, – перебил его Гуров и распахнул дверь. – Ну, раз торопитесь, то не смею вас задерживать. Извините, я тоже не на посиделках. Поэтому до выхода вас провожать не буду. Дорогу найдете.

Гуров закрыл за собой кабинет и пошел в приемную Орлова. Он все равно собирался посетить генерала, поэтому не сильно приврал, послав сигнал о помощи Верочке. В приемной была тишина. Верочка вопросительно улыбнулась входящему Гурову. Он остановился у ее стола.

– Спасибо за помощь, Верочка! – ответил на улыбку Гуров и спросил, кивнув на массивную дверь: – Есть кто у него?

– Нет. И самого нет, – ответила секретарша. – Петр Николаевич с утра у замминистра.

– Позвони мне, когда генерал вернется, – попросил Гуров и вышел из приемной.

Когда Гуров вернулся к себе, Станислав уже был в кабинете. Он развалился в кресле и курил. Крячко сделал вид, что не заметил, как полковник вошел. Он не обернулся на звук открываемой двери, и Гурову пришлось толкнуть кресло.

– Ну-ка убирайся с моего места, бездельник, – рявкнул полковник и улыбнулся.

– Ой, извините, ваше превосходительство! – подскочил с кресла Крячко и состроил на широкой физиономии испуганную мину. – Замечтался. Не извольте гневаться.

– Брось, Стас, – не ответил на пикировку Гуров. – Не в масть сейчас твои шуточки. Лучше бы подумал, что нам с клиникой Запашного делать.

– А я подумал, Лева. – Гуров заметил, что Станислав обиделся. – Если хочешь, то могу своими гениальными идеями поделиться. Хотя о чем это я? Гений у нас – ты!..

– Это я и без тебя знаю. – Полковник достал из сейфа папку. – Расскажи, что мне неизвестно.

– Ну, это мне тогда и говорить нечего, – Крячко усмехнулся. – А если честно, Лева, то мне кажется, что у тебя маразм начинается. Подожди, не перебивай. Дай мне высказаться, а потом делай что хочешь.

Станислав достал новую сигарету. Он повертел ее в пальцах, но, уловив недовольный взгляд Гурова, убрал сигарету в пачку. Крячко перебрался за свой стол и бросил «Мальборо» в ящик.

– Не разбегайся, прыгай! – поторопил его Гуров.

– Давай плясать от печки, – проговорил Станислав, глядя Гурову в глаза. – Нам всучили дурацкое убийство, в котором неизвестно было только одно: на хрена его было нужно совершать. Из немотивированного поступка психа ты раздул целую теорию. Благо, психов у нас хватает, и на следующий день тебе новый подвернулся.

Станислав с грохотом выдвинул ящик стола и достал сигареты. Он закурил, не обращая внимания на недовольство Гурова.

Крячко злился. Понимал, что это глупо, но поделать с собой ничего не мог. Ему вдруг вспомнилось, как полковник ушел от «наружки» из квартиры Дурова, когда они разыскивали в Москве международного террориста по кличке Кобра.

Тогда Гурову привиделась жизнь в виде полосатой пижамы. Полоса черная, полоса белая. И Гуров, вместо того чтобы выйти в дверь, выбрался на улицу через окно по водосточной трубе. Ничем, кроме предчувствия, такое поведение полковник объяснить тогда не смог. Но оказался прав. И это сохранило им жизнь важного агента.

Станислав не понимал, почему Гурову удается увидеть что-то необычное там, где остальные не замечают вообще ничего. Он прекрасно знал, что это от бога. Станислав отдавал себе отчет, что обижаться на то, что он сам не наделен такими талантами, было не на кого. Но привыкнуть не мог. Как не мог и не завидовать. По-белому.

– Липченко бы следовало голову оторвать за его разговорчивость. Вот только спасает человека, что он о твоей прогрессирующей душевной болезни не мог догадываться. – Станислав выпустил дым в потолок и вновь посмотрел на Гурова. Тот улыбался. – Лева, ты сам прекрасно видел, сколько в Москве убийств с последующим суицидом. Проверь, и окажется, что среди остальных тоже найдутся сходные черты. Что ты к этим трем прикопался? Я понимаю, что ты человек настырный. Но попробуй найди своей энергии реальное применение. Ты не хуже меня понимаешь, какой глупостью решил заняться.

– Все сказал? – Гуров видел, в каком состоянии находится Станислав, и эта тирада его не удивила. Он улыбнулся и попросил: – Дай-ка мне, Стас, сигарету. Так и не бросишь с вами, занудами, курить.

– Ты бы свои завел, что ли, – пробурчал Крячко. – А то стреляешь все время, словно бомж какой-то!

– Бедностью попрекать грешно, – постно произнес Гуров.

– Это ты-то у нас бедный? – Станислав хмыкнул.

Гуров поймал пачку, брошенную Станиславом, и закурил. Курил полковник редко. Он брал сигарету чаще всего тогда, когда не мог объяснить близким людям, почему поступает так, а не иначе. Станислав это знал, хотя полковник сам за собой не замечал такой закономерности.

Гуров понимал, почему психует Крячко. Он давно уже заметил подсознательное стремление своего друга научиться делать все, что мог делать Гуров. Полковник понимал, что это невозможно. Но отговаривать Станислава от этого стремления было бы верхом глупости.

– Если уж «плясать от печки», как ты говоришь, то начинать нужно не с мазурки, а с гопака, – Гуров ухмыльнулся и выбрался из-за стола. – Ты, Стас, начал философствовать, а нужно было просто посмотреть на факты. Ты первоклассный опер, но ведешь себя, как нянечка в детском саду – «Ай, батюшки, дети кроватки не так застилают!». Стас, честное слово, не скажу, что мне самому здесь все ясно. У каждой медали две стороны. Поэтому давай разберем все по косточкам и вместе попробуем найти истину.