А затем Говард сделал нечто странное — открыл в здании через дорогу новую компанию по производству одежды.

Это было удивительно, но Виктория не слишком о том задумывалась, поскольку таким образом освобождалась от него. Каждое утро он приезжал в мастерскую с Лонг-Айленда — в дешевом тренче, с картонной коробкой и «Дейли ньюс». В коробке всегда находились три кофе и булочка. Первым делом Говард брался за телефон и три часа вел переговоры, потом шел в кафе обедать. У него, вероятно, было множество приятелей в швейной индустрии, и он разговаривал с ними часами. Виктория недоумевала, как им при этом удается выполнять какую-то работу. Она принципиально не обращала внимания на босса, но мастерская состояла из одной большой комнаты, поэтому деться от Говарда и его разговоров было некуда. А когда он наконец освобождал телефон, то инспектировал ее рисунки.

— Это не годится, — говорил Говард. — Кто будет носить это в Миннесоте?

— Говард, я сама из Миннесоты. Я пытаюсь отойти от Среднего Запада…

— Чего ради? Чтобы поместить пару красивых фотографий в «Вог»? Продаже одежды красивые фотографии в «Вог» не способствуют. Необходимость что-то надеть на встречу с дружком субботним вечером — вот это помогает продавать одежду. И ничего открытого не нужно. Парням нравится видеть своих девчонок в милых и скромных нарядах…

— А я хочу видеть свою одежду именно в «Вог», — горячо шептала она. — И увижу, обещаю тебе…

Затем Говард наклонялся к ней, окутывая своим фирменным запахом, и улыбался. Его зубы с серым налетом, казалось, не знали прикосновения зубной щетки.

— Ты хоть раз видела модельеров «Вог»? — спрашивал он. — Халстона, Клайна… даже Скааси, который был Исаакс, но решил писать свое имя наоборот… все они педерасты-евреи. Ты видела среди них хоть одну женщину-дизайнера? Да ни в жизнь. А все потому, что когда дело доходит до моды или до чего-то другого важного — фильмов, архитектуры, живописи, — все лучшие — мужчины. И на то есть причина…

Говард никогда не пояснял, что же это за причина, а Виктория никогда не спрашивала. Ей не хотелось услышать ответ.

Вместо этого, мысленно кляня его, она возвращалась к эскизам. «Когда-нибудь…» — думала Виктория. И говорила себе, что, если заработать для Говарда достаточно денег, он, быть может, сгинет и оставит ее в покое.

И однажды он так и поступил. Не приехал утром, а явился около четырех часов дня. Так продолжалось несколько недель, и Виктория, радуясь избавлению от его ежедневного присутствия, не интересовалась, в чем дело. Но заметила, что, как бы поздно она ни засиживалась, Говард всегда оставался в мастерской после ее ухода.

Еще через несколько недель Виктория встретила на улице Мирну Джеймсон.

— Так, значит, Говард разместил твои вещи в «Дресс барн»? — спросила она.

Виктория с удивлением посмотрела на нее и покачала головой, полагая, что Мирна ошибается.

— Это должен быть какой-то универмаг. Возможно, «Блумингдейл»…

— Милая! — фыркнула Мирна, касаясь запястья Виктории. — Я знакома с твоими вещами. Я где угодно узнаю твой почерк. Это же моя профессия как-никак.

— Но это исключено, — возразила Виктория.

— Я знаю, что видела. В воскресенье я побывала в магазинах «Дресс барн» в пяти районах, и в каждом стояли кронштейны платьев, очень похожих на твои. К ним даже прилагались кружевные перчатки с бархатными ленточками… И что это за новая компания, которую Говард открыл через дорогу, в четырнадцать одиннадцать?

Виктория машинально покачала головой. В Швейном квартале дома называли по номерам, и здание номер 1411 по Бродвею считалось самым сомнительным в этом районе. Огромное количество одежды, словно рабы, продавалось здесь с аукциона оптовикам сетевых магазинов; об этом строении, уродливом пасынке индустрии, никто не хотел говорить. Виктории стало страшно. Поблагодарив Мирну, она бросилась через улицу, уворачиваясь от машин. Не может быть, думала она. Даже Говард не способен на такую глупость, чтобы тайком продавать ее одежду тут. Это погубит ее имя и его вложения — и не имеет смысла. Виктория ведь проверяла записи, но все как будто было в порядке…

В фойе дома номер 1411 нестерпимо воняло жиром от миллиона пакетов с купленной навынос едой, которые, наверное, пронесли через этот вестибюль за последние семьдесят лет. На стене висел список контор, размещавшихся в здании, но Виктория не знала, что ищет… Говард мог как угодно назвать новую компанию, и он достаточно умен, чтобы не использовать свое имя. Виктория решила подняться на второй этаж, где проходили аукционы, и точно — в центре огромного помещения, заставленного бесчисленными кронштейнами с одеждой, ожидавшими своей очереди на торгах, Виктория увидела два с изделиями, точно копировавшими ее фасоны. Она пощупала ткань и поморщилась — все платья были сшиты из дешевых тканей: они расползутся после трех или четырех выходов в свет и сядут после химчистки. Виктория посмотрела швы — строчка неровная, срезы не обработаны. Затем она добралась до ярлыка. Ее торговым знаком был розовый квадратик с надписью «Виктория Форд», вышитой затейливыми буквами. Ярлык на этих дешевых копиях авторских моделей был почти таким же, но на нем значилось другое имя — «Вицерой Фьорд».

Отпрянув от платья, словно оно было заразным, Виктория отступила на шаг, в ужасе зажала рот рукой. Он даже не потрудился изменить имя. Должно быть, считает ее идиоткой. Неужели Говард думал, что ему все сойдет с рук? Видимо, да. Вероятно, он считал ее глупой девчонкой, готовой делать все, что он ни пожелает, девчонкой, которую он использует, ограбит, а затем выбросит вон без всяких для себя последствий.

Что ж, его ожидает нечто другое.

Викторию охватила ярость. Говард украл ее дитя, и она убьет его. Нет. Сначала покалечит, а потом убьет. Одно дело погубить ее, и совсем другое — уничтожить ее бизнес.

Эти ощущения были абсолютно новы для Виктории. Она и не предполагала, что способна так разозлиться. Вернувшись вниз, Виктория вычислила название его «новой компании» и направилась к нужной двери. Говард сидел за металлическим столом, водрузив на него ноги, заталкивал в рот какую-то снедь, похоже, целиком состоявшую из крошек, и говорил по телефону.

— В чем дело?! — рявкнул он, словно раздраженный ее появлением.

— Ах ты, мерзавец! — закричала Виктория во всю силу легких, схватила с его стола бумаги и швырнула на пол.

— Какого черта?.. — проблеял он и сказал в трубку: — Я перезвоню.

— Да как ты смеешь? — крикнула Виктория и двинулась на Говарда, будто собираясь ударить его. — Я видела те платья. На втором этаже…

Но не успела Виктория продолжить, как он вскочил и перебил ее.

— Да как ты смеешь? — закричал Говард, тыча в нее пальцем, как если бы он был пострадавшей стороной. — И чтобы ты больше никогда не являлась в мой офис и не орала на меня!

То, что Говард стал защищаться, застало Викторию врасплох, и она замерла, не зная, что сказать.