тётки плюхнулись на сиденье напротив, и та, что постарше, дёрнула за витой шнур:

– Трогай, Демьян!

Стерилизатор на колёсах дёрнулся раз, другой и покатился по дороге. Причём мне сразу показалось, что это какая-то другая дорога. По крайней мере, пока я ехала с Илюшкой верхом, такого количества ям и ухабов нам не попадалось. Теперь же меня трясло так, что заговорить я не рисковала – слишком мало шансов не откусить себе язык.

Впрочем, тётки, видимо, по дороге сюда успели приноровиться, потому что короткая пауза в их трескотне закончилась, не успев начаться.

– Я Марфа – нянюшка твоя.

– А я Мавра – мамушка.

– Не дурно тебе, милая?

– Не устала, красавица?

– Может, кваску холодного?

– И молочка?

– И селёдочку с огурчиком! – перебила я, наконец опомнившись. – Кто вы такие?!

– Так нянюшка я твоя...

– Мамушка...

Снова одновременно заговорили тётки. Голова загудела. Напомнив себе о необходимости «потерпеть», я мысленно посчитала до пяти, пережидая шквал причитаний, и проговорила:

– Я уже не дитя малое. Зачем мне няньки?

– Да как же? Да что же?! Кто ж тебя приголубит, кто ж тебя утешит? Кто сказку на сон грядущий расскажет? Домового отпугнёт?..

– Я вроде не плачу, чтобы меня утешать. А сказки и в детстве не любила. Да и домового пугать совсем ни к чему, – перебила я. – Вас князь послал? Зачем?

Но попытка привести разговор хоть к чему-то конструктивному провалилась на старте. Тётки снова принялись причитать, наперебой то нахваливая меня, то пугая какой-то нечистой силой. Единственное, что мне удалось вычленить из этого потока, постулат, что молодой незамужней девице без мамок-нянек появляться негоже. Чем это чревато кроме пресловутой «недоброй молвы», я так и не поняла, но вдаваться в подробности посчитала лишним. И так было понятно, что высадить сопровождающих на ближайшей остановке не удастся.

Я попыталась поднять плотную шторку из белого полотна, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха. Но и это вызвало шквал протестов: мне сулили всё, от той самой «молвы» до скорой кончины от злой лихоманки.

Задыхаясь от духотищи и совсем не княжеских ароматов, витавших в тесном пространстве кареты, я отмахнулась от мрачных предостережений и снова потянулась к шторке. Тётки заверещали как резаные. Только через четверть часа мы пришли к компромиссу: штора открывается, но лишь наполовину, а я не высовываюсь из окна, жадно хватая воздух.

Так мы и ехали дальше. Я – откинувшись на подушки в душноватом полумраке кареты, краем глаза поглядывая на проносящиеся мимо стволы деревьев и кусты. Тётки – рассказывая мне сказки, которые я пропускала мимо ушей.

Несколько раз, когда карета выезжала из леса на открытый участок, я замечала в отдалении одинокого всадника, державшегося особняком от окруживших наш катафалк воинов. Но был ли это Илья, не знала: расстояние не маленькое, да и времени присмотреться не хватало. А впереди то и дело визжала труба, и уже знакомый клоун орал какую-то банальщину, призывая всех радоваться и уступать дорогу. К кому он обращался, я так и не поняла: тракт оставался совершенно пустым. Наверное, распугивал случайных зайцев и куропаток.

Я ждала вечера и возможности переговорить с Ильёй, но и тут меня подстерегал облом.

ГЛАВА 8

На обед карета не останавливалась. Тётки пытались накормить меня какими-то пирогами. Но миазмы самих хлебосольных нянек начисто отбили мне аппетит. Мой отказ восприняли буквально, и без обеда остались все. Впрочем, в этом были и положительные стороны. Обиженные тётки примолкли.

Наша кавалькада скучилась на очередной деревенской площади, когда солнце уже коснулось верхушек деревьев. К счастью, живую «лестницу» организовать больше никто не пытался. Кучер откинул ступеньки у дверцы, а мамка, выскочив из кареты первой, подала мне руку. Похоже, только тут мои заботницы заметили, что княжна-то в лаптях. Ахи и охи посыпались как из рога изобилия.

Пропуская этот тарарам мимо ушей, я озиралась в поисках Ильи, но его нигде не было видно. Вместо этого взгляд натыкался на спины рослых воинов, выстроившихся в два ряда. Эти спины образовали короткий и довольно узкий коридор, ведущий от дверцы кареты к распахнутой настежь двери добротной избы. В первый, но далеко не в последний раз мне пришло в голову, что я угодила в какое-то подобие относительно комфортабельной тюрьмы.

Никаких хозяев в обозримом пространстве не наблюдалось. Зато посреди комнаты стояла здоровенная бочка, полная горячей воды. Догадываясь, что после целого дня в душной карете пахнет от меня не лучше, чем от мамок-нянек, я с радостным возгласом бросилась к ней. И тут же появилось первое препятствие: тётки вознамерились меня мыть. Причём прямо в рубашке.

С трудом отделавшись от помощниц, я скинула тряпки, убрала подальше сумку с книгой и со вздохом удовольствия забралась в воду. «Надо будет уговорить Илюшку устроить у нас дома ванную... – подумала я, наслаждаясь полузабытым чувством расслабленности. – Баня баней, но все эти битвы вениками – не моё...»

Но не успела я как следует расслабиться, как снова явились тётки.

– Говорила я, деточка... Куда ж без помощи-то, – запричитала одна.

– Ага... Битый час сидит, околеет скоро, – вторила ей вторая.

– Кто околеет? – я приоткрыла один глаз. Вступать в полемику не хотелось до безумия.

– Ты и околеешь, деточка, – не замедлила с ответом нянька. Или это была мамка, я так и не научилась их различать. – Шутка ли столько в воде просидеть, чай, не русалка!

– А может, русалка, – огрызнулась я, настроение портилось буквально на глазах. Кроме того, я успела заметить, как мои одёжки, включая удобные лапти, брезгливо выкинули за дверь, что не добавило мне добродушия.

– Русалка? – попятилась одна из тёток.

Вторая шарахаться не стала, но косилась с заметным подозрением.

– Давай ножки помою, деточка, – елейным тоном пропела она.

Для задирания ног пространства в бочке было явно маловато. Но и нежиться в воде после такого заявления тоже расхотелось.

– Сама помою, – буркнула я. – Идите.

– Так как же сама? – прищурилась тётка. – А кто тебя оботрёт-оденет?

– Сама! – повторила я, начиная терять терпение. Вода остывала куда быстрее, чем хотелось бы.

– Так нету же ни полотна, ни одёжи! – торжествующе воскликнула она таким тоном, словно поймала меня на чём-то очень и очень нехорошем.

– Так принесите! – рявкнула я, стукнув кулаком по краю бочки. Точнее, попытавшись стукнуть.