поведу её к врачу. Она сама на себя теперь не похожа. Больно смотреть. Ты спрашивала про ухо? Это она меня укусила в припадке ярости. На ухо-то мне до лампочки, но Лилиан сейчас требуется особая поддержка. Мне пришлось забирать её из желтого городка, и, поверь мне, я не хочу, чтобы она туда возвращалась. Мне кажется мы её теряем. Нужно как можно быстрее вести её к доктору…

– Никто никуда не пойдет, – послышался голос сзади них.

Ганс и Альва обернулись, перед ними стояла Лилиан. На лице её застыла ярость. В руке она держала кухонный нож. Из запасного выхода выбежал повар:

– Берегитесь. Я не успел среагировать, она ворвалась на кухню и схватила нож!

– Заткнись, – голос Лилиан звучал яростно и опьяненно, – На чем я остановилась? Да! Никто никуда не пойдет, ясно? Я теперь сама по себе. Мой мозг опустел, мой отец задержан, сама я как развалюха. Но я никуда не пойду, я не вернусь в психушку и не закончу как Катод. Слышите, – она обвела всех ножом, – шанс помочь, очевидно потерян. Да, видимо оккультисты были правы, ко мне прицепился дьявол и истаскал. Ну и что с того, они ничем не помогли, – она явно сдерживала ком в горле, – будьте вы прокляты, вы и весь Город с его духами и демонами. Я всего лишь хотела. Всего лишь хотела….

– Все хорошо, милая, – выступила вперед Альва, – никто никуда тебя не поведет. Мы твои друзья, мы любим тебя. Позволь нам помочь тебе.

Лилиан сжала нож и двинулась вперед. Альва вскрикнула от испуга.

Весь мир застыл перед глазами Ганса. Доли секунды превратились в вечность, которая ушла на то, чтобы детально оценить сложившуюся ситуацию. «Альва прикрывает лицо, у неё нет шансов». Лилиан пригнулась и собирается броситься на неё и пырнуть ножом в рывке. У неё нет шансов, – повторно рассудил он, – секунда, не больше, вот сколько у нас есть». Времени на мораль и совесть больше не было. Воздух стал густым и склизким.

Озверевшая Лилиан кинулась вперед. Её еще секунду назад потерянный взгляд запылал, губы скривились в перекошенной улыбке. В глазах Альвы, напротив, поселился страх и осознание неизбежной кончины. Сумасшедшая преодолела два метра, после чего неожиданно согнулась пополам. В воздухе повис звук выстрела. Альва, не веря, что спасена, застыла на месте. Все свидетели этого события стали оглядываться по сторонам, выискивая стрелка. Их взгляды остановились на Гансе Шнайдере, который и сам превратился в мраморную статую после выстрела.

В правой руке его был стиснут револьвер, от которого отходило маленькое и легкое облачко дыма, казалось, оно физически не способно быть предвестником убийства. Бесконечно долгая секунда минула, Ганс сделал шаг вперед и бросил оружие на землю. Он поволочил свинцовые ноги по земле в сторону Лилиан. Казалось, вот-вот и он сам рухнет замертво.

Девушка выпрямилась. Правой рукой она держалась за живот, меж пальцами сочилась кровь. Лилиан и Ганс на секунду пересеклись взглядами. Шнайдеру казалось, что глаза его подруги стали такими же чистыми как прежде. Однако мимолетный просвет окончился. Безумная улыбка вновь застыла на лице девчонки.

– Достал меня. Сукин ты сын, Ганс, – просмеялась она, после чего отхаркнула кровью, – из-за тебя помирать теперь. Забавно.

– Лилиан, – единственное, что он смог выдавить из себя в ответ. Он стоял всего в паре шагов от неё.

– И ради кого? Ради этой крашенной шлюхи, она не стоит твоих усилий, – она шаталась, нож выпал из её руки, – поздравляю, победитель.

Она пошла к нему, направив вперед себя руки. Ганс перехватил их. Ладонь в ладонь. Он почувствовал её кровь. Темные волосы Лилиан спадали на глаза.

– Но ты же поможешь старой подруге перед её смертью? Дашь повеселиться? – разум окончательно покинул девушку, – Видишь, там идет ребенок, можно я его изобью? – она начала валиться набок, Ганс помог сохранить равновесие.

– Лилиан!

– А там собачка. Давай я вырву ей позвоночник?

– Лилиан, вернись к нам, верни свой разум, хотя бы сейчас, – Он сильнее сжал её руки.

– Так и знала, – с горечью ответила она, после чего резко подняла голову, – Тряпка! Баба! Архидевственник! – и упала прямо к нему в руки.

Все было кончено. Ганс полулежал на земле, обнимая Лилиан и качаясь от ужаса и боли. Кто-то подошел к нему сзади.

– Сожалею о вашей потере.

Ганс поднял полные боли и раскаяния глаза и увидел старика Теодора. Тот вручил ему свою визитную карточку с инициалами «Т.О.Д». Ганс не мог даже читать в этот момент. Мозг его кипел. «Как это случилось?! Как я мог, зачем? Почему я попал в живот? Это самая страшная рана. Её ведь теперь не спасти». Он припал лицом к лицу подруги детства, единственного человека, которого Ганс мог бы назвать любимым.

***

Те, кто знали Лилиан Рае и Ганс Шнайдера понимали, что последующий его запой и хроническая депрессия были вызваны именно последним кошмарным происшествием. На суде его оправдали благодаря показанием свидетелей, хотя сам он свою вину признал. Августа Рае, отца Лилиан так и не успели выпустить, он умер в тюрьме. Поговаривают, что его добило известие о смерти дочери. Старое сердце не выдержало.

В Городе в тот день произошло две ужасных смерти, погибли Кристиан Од, электрик, и юная выдающаяся студентка Лилиан Рае. Однако никто не придал внимания кончине двух людей. Этот день вошел в историю, как день начала кровавой чумы: первый заболевший в городе стал вестником дальнейшей эпидемии.

Глава электрооккультистов, Ирокез, заявлял, что Город обречен. Причем гибель ему несла не чума, а древний дух «Пожиратель личности», из-за которого якобы город начал деградировать на глазах.

Но город жил. Это был древний титан, который не видел смертей и страданий подобно тому, как организм не видит гибель клеток. Поколения меняются, а город стоит, меняется. Но здание Иггдрасиля так и возвышалось над ним, хотя власть менялась еще много раз после тех лет: Даврон ошибся, они не успели сесть на воздушные шары, чума дотянулась и до них. Сам же герр Т.О.Д, казалось имел иммунитет к чуме. Ну это логично, как может умереть тот, кто превратил смерть в бизнес и искусство?