Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гибель отца изменила его мир.
Проходя по парку, он увидел сидящего на траве Ногусту. Рядом растянулся Зубр. Глаз у гиганта заплыл, на скуле красовался багровый кровоподтек.
— Как успехи? — спросил его Дагориан.
— Четверть финала. — Зубр сел, подавив стон. — Это мой год.
Дагориан, видя его ушибы и явную усталость, скрыл свой скептицизм и осведомился, далеко ли до следующего боя. Зубр, пожав плечами, посмотрел на Ногусту.
— Еще час, — ответил тот. — Он будет драться с кочевником, который побил его в прошлом году.
— На этот раз я его прикончу, — промямлил Зубр, — только посплю сперва. — С этими словами он лег и закрыл глаза.
Ногуста укрыл его плащом и встал.
— Видели вы генерала, сударь? — спросил он Дагориана.
— Видел.
— И он посоветовал вам держаться от него подальше.
— Твой дар поистине велик.
— Это не дар, просто здравый смысл, — улыбнулся Ногуста. — Он мудрый человек, а вот Маликада не столь мудр. С честолюбцами это часто случается. Со временем они сами начинают верить в сказки о своем великом предназначении. Верят, что все, чего они желают, принадлежит им по праву. Что они избраны Истоком.
— Истоку приписывают многое — и хорошее, и дурное. Ты верующий?
— Хотел бы верить. Если ты веришь в великий план вселенной, то чувствуешь, что твоя жизнь оправданна. И в то, что злодеям воздастся по заслугам. Боюсь, однако, что жизнь не столь проста. Мудрые люди говорят, что во вселенной беспрестанно идет война, битва Истока с силами хаоса. Если это правда, то у хаоса кавалерии больше.
— Да ты циник!
— Не думаю. Просто я стар и слишком много повидал. Они уселись рядом со спящим Зубром, и Дагориан спросил:
— Как вышло, что чернокожий служит в дренайской армии?
— Я дренай, — ответил на это Ногуста. — Мой прадед был фосийским мореходом. Дренаи взяли его в плен и сделали рабом. Через семь лет его освободили, и он стал работать по найму. Позже он съездил к себе на родину и привез оттуда жену. Так же поступил его старший сын, мои дед — он привез бабушку в наше поместье в Джинаве.
— Поместье? Вы, я вижу, не бедствовали.
— Мой народ издревле занимается коневодством. Прадед поставлял лошадей в королевскую кавалерию и разбогател на этом.
— Но потом вы, видимо, лишились своего состояния?
— Да. Некий дренайский дворянин позавидовал нашему достатку и стал сеять про нас ложные слухи среди местных крестьян. Однажды ночью из деревни пропала девочка, и он заявил, будто это мы забрали ее для совершения какого-то гнусного обряда. Дом наш сожгли дотла, а всю мою семью перебили. Девочки там, разумеется, не оказалось. Она, как выяснилось потом, забрела в горы, упала с обрыва и сломала ногу.
— Как же ты-то уцелел?
— Я отправился искать пропавшего ребенка. Когда я вернулся вместе с ней, все уже было кончено.
Дагориан заглянул в странные голубые глаза Ногусты, но не прочел там ничего.
— Что же предприняли власти? Правосудие свершилось?
— Двенадцать крестьян повесили, — усмехнулся Ногуста.
— А тот дворянин?
— Он имел влиятельных друзей, и его даже под арест не взяли. Тем не менее он бежал в Машрапур и нанял себе четырех телохранителей. Жил он в доме за высокой стеной и редко выходил на люди.
— Стало быть, он избежал правосудия?
— Отчего же?
— Так тебе известно, что с ним сталось?
Ногуста на миг отвел глаза.
— Кто-то перелез через стену, убил часовых и вырезал ему сердце.
— Понятно. — Они помолчали, и Дагориан спросил: —Ты рад, что едешь домой?
— Я устал от войны, — пожал плечами Ногуста. — И не вижу в ней смысла. Когда старый король собрал войска против императора, мы знали, что дело наше правое. А теперь? Что такого нам сделала Кадия? Теперь воюют ради того, чтобы имя короля прославлялось в веках. Раньше в Вентрийской империи было около тысячи университетов и больниц. Теперь учиться некому — вся молодежь отправилась на войну. Да, я готов вернуться домой.
— Будешь выращивать там лошадей?
— Да. Отцовский табун тогда убежал в горы — теперь он, должно быть, порядком увеличился.
— Зубр тоже с тобой поедет?
— Он скорее всего поступит наемником в какой-нибудь полк. — Ногуста засмеялся и добавил уже серьезно: — И погибнет на какой-нибудь мелкой, никому не нужной войне.
Зимнее солнце поднялось уже высоко, и снег понемногу таял.
— А я вот хотел стать священником, — сказал Дагориан. — Думал, это мое призвание. Потом погиб мой отец, и семья решила, что мой долг — заменить его. Из священников в солдаты — недурной скачок!
— В старину были священники-воители — Тридцать. О них сложено много легенд.
— Их храм перестал существовать со времен Войны Близнецов, но сам орден продержался еще долго. Один мой предок сражался вместе с Тридцатью на стенах Дрос-Дельноха. Звали его Хогун, и он командовал Легионом.
— Из тех времен я помню только Друсса и Бронзового Князя, — признался Ногуста.
— Их все помнят. Я порой задумываюсь, существовал ли Друсс на самом деле, или это просто образ, вобравший в себя многих героев?
— Только Зубру этого не говорите. Он клянется, что ведет свой род от Друсса.
— Чуть ли не каждый известный мне солдат уверяет, что Друсс — его предок, — хмыкнул Дагориан. — В том числе и сам король. Между тем у Друсса, согласно преданиям, детей не было.
В этот миг зазвучали трубы — король со своей свитой возвращался в павильон. Ногуста разбудил Зубра:
— Тебе пора, дружище.
— Выспался на славу, — зевнув, объявил Зубр. — Теперь я в полной готовности. Как там дела у Кебры?
— В предварительных состязаниях он не участвовал. Как первый стрелок он выступит только в трех последних стадиях: Конник, Висельник и Даль.
— Он победит. Он лучше их всех.
— Только не надо на него ставить, дружище, — посоветовал Ногуста, прикоснувшись ко лбу.
— Поздно. Уже поставил.
Дагориан купил в палатке со снедью мясной пирог, съел его и вернулся на луг. Зубр вступил в бой с борцом мощного сложения и уже заработал себе кровоточащие ссадины на лбу. Противник ухватил его за ногу и перевернул, но Зубр выскользнул и насел на него со спины. Оба упали, но Зубр при этом успел сделать шейный захват. Кочевник, лишенный воздуха, был вынужден сдаться. Зубр встал, пошатываясь, и сел наземь. Ногуста, подбежав к нему, вывел его из круга. Зрители приветствовали Зубра и хлопали его по спине.