— Три недели долбит в одну точку, поганец, — сказал Лаврик. — Теперь он не абстрактный «народный заступник», а радетель фулу, которые, составляя две трети населения страны, живут на положении людей второго сорта. Очень эмоционально повествует: трудяга-фулу от заката до рассвета гнет спину на плантациях и машет киркой в шахте, а белоручка-коси платит ему гроши, чтобы на неправедно нажитые денежки лопать европейские деликатесы в столичных ресторанах и возить дорогих девок на сверкающих лимузинах. И самое печальное, что кое-какая капелька правды во всем этом есть… Если долго и старательно долбить в одну точку, плохо может кончиться. Папа всегда ухитрялся балансировать меж двумя племенами, сглаживая противоречия, но ходят слухи, что не всем, облеченным властью, это нравится. Особенно если учесть, что армия полиция и жандармерия в руках у фулу, а экономику на три четверти контролируют коси. Тут всякие коллизии возможны… Французам нужна стабильность, но они тут все же не цари и боги…

— Интересное кино, — сказал Мазур. — Мтанга мне ничего подобного про Мукузели не говорил.

— Ты бы на его месте тоже не трепался с любым иностранцем о внутренних сложностях. И мне не говорил — ну да у меня привычка до всего докапываться самостоятельно.

Мазур подумал и спросил:

— А может, тут объявился кто-то третий? Может, Мукузели наконец решил расстаться с политической невинностью и подался к кому-нибудь на содержание? Американцы, а?

— Теоретически-то все можно допустить, — сказал Лаврик. — Та же янкесовская «Гэмблер даймонд» давненько уж облизывается на местные алмазные прииски. И не только они, и не только на алмазы. Французы их пока держат подальше, но ведь нет в нашем мире ничего вечного.

— Янкесам Папа ни за что не продастся, — убежденно сказал Мазур. — Не из душевного благородства, просто потому, что ему и так хорошо…

Лаврик прищурился:

— Только вот Папа смертный, как все мы, грешные…

Так же убежденно Мазур продолжал:

— Никак не похожи все эти покушения на американскую работу. Слишком топорно. Что я, янкесов не знаю?

— Не похожи, — согласился Лаврик. — Категорически. А это еще больше с толку сбивает. Кручусь как белка в колесе, но мне ведь не разорваться…

Сердито поджав губы, он наполнил стаканы, и оба отдали должное эликсиру колонизаторов. Спохватившись, Мазур полез в карман, вытащил пухлый конверт и положил перед Лавриком:

— Вот, чтобы мне не пришил кто-нибудь нарушения правил поведения за рубежом… Мтанга припер.

— Жалованье? — усмехнулся Лаврик.

— Ну, — сказал Мазур.

— Аналогично, — Лаврик выдвинул ящик стола и продемонстрировал такой же конверт с ярким изображением какой-то местной экзотической птицы. — Как у всех. Папа казнокрад, но не жмот. Я тут отличный видеомагнитофон присмотрел, натуральная Япония.

— Подожди, — сказал Мазур. — Нужно же сдать…

Лаврик с непроницаемым видом уставился на него через легендарное пенсне. Сказал с улыбочкой:

— Хочешь, я тебя несказанно удивлю? Сдавать не обязаны. Партийные взносы, конечно, придется заплатить до копеечки, а все остальное можно оставить себе, — он многозначительно поднял палец. — Имеется соответствующее указание инстанций. Честное слово, так и обстоит. Что ты челюсть отвесил чуть не до колен?

— Что, серьезно?

— Абсолютно, — сказал Лаврик. — Особо было подчеркнуто, чтобы заплатили партийные взносы. А на остальное хоть дрессированную обезьяну покупай, хоть грузовик бананов. Что удивился? Перестройка и новое мышление, знаешь ли…

— Обалдеть…

Лаврик прищурился:

— Между нами, циниками, дело вовсе не в перестройке и новых веяниях. А просто так уж карта легла, что не кто иной, а именно мы с тобой оказались ближе всех к Папе. И кое-какие умные люди это поняли. И носятся с нами пока что, как с писаной торбой, зарплату вон разрешили себе оставить. Вдруг да у нас что и получится? Посла-то, алкаша ссыльного, Папа не особенно и привечает, несмотря на объявленную дружбу. Вот чего у Папы не отнимешь, умеет он в людях разбираться, должность такая.

Мазур пожал плечами:

— Что-то у меня и веселья поубавилось… Они что, всерьез думают, что мы с тобой на пару сагитируем его колхозы завести и национализацию забабахать? Французы тут постоянно держат парашютный полк с бронетехникой, они ему покажут национализацию…

— Черт его знает, что они там думают, — Лаврик кивнул на потолок. — Главное, так выпало, что мы с тобой с Папой чуть ли не чаи гоняем. Вот и решили нас, грешных, запрячь по полной. Ну, мои обязанности известны, а вот тебе очередной подвиг во имя Родины светит… — он ухмыльнулся. — По моим наблюдениям, Принцесса на тебя пялится, как кошка на сметану…

— Опять? — вздохнул Мазур.

— Не опять, а снова, — серьезно сказал Лаврик. — Ну, я же не виноват, что ты самый из нас злодейски обаятельный, и бабы на тебя западают регулярно? — он смотрел весело и хитро. — В общем, как и в прошлые разы. Девка, конечно, капризная и балованная, сексу в Париже обучалась, ну да попытка не пытка. Авось что полезное и получится. Очень уж перспективный кадр. Ты знаешь, что ей светит после коронации?

— Понятия не имею.

— Черным по белому подробно расписано в том самом проекте, над которым французы работают день и ночь, — сказал Лаврик. — Папа собирается после коронации распустить парламент и учредить вместо него Королевский Совет. Лично я по парламенту плакать не стану, это не парламент, а недоразумение, куклы… Не в том дело. Не догадался еще, кого он хочет главой Совета поставить? Ага, ее самую. Здоровая монархическая семейственность. В общем, ты уяснил задание Родины?

— Уяснил, — проворчал Мазур.

— Вот только похоронную физиономию не строй. Не старая ведьма, как никак, а штучный экземплярчик. Парижской выучки, — он мечтательно уставился в потолок. — Вот бы тебя на ней оженить, а? Представляешь? Советский кап-два — тесть короля… Французский подучишь, титул какой-нибудь дадут. Папа тут собирается, дабы переплюнуть Бокассу, графьев с маркизьями вводить… Граф Мазур… Звучит?

— Поди ты, — угрюмо сказал Мазур. — Так меня французы и пустят в королевские зятья…

— Это точно, — серьезно сказал Лаврик. — Рогатую гадюку под подушку запустят… Это я так, фантазирую…

— Послушай-ка, — сказал Мазур, — а к Мукузели наши подкатываться не пробовали?

— Ни сном ни духом, честное слово, — сказал Лаврик. — По крайней мере, мне об этом ничего не говорили. Если покачать на косвенных… Наверняка должны были делать подходы, и не только наши. Любая разведка понимает, что обосновавшийся за границей эмигрант с именем — вещь в хозяйстве нужная. Но в силу кое-каких свойств характера, то бишь идеализма и прочей романтической дурости, никто его не стал прибирать к рукам. Непредсказуем. Но даже если он в конце концов с голодухи поумнел и засунул идеализм куда подальше…