Что касается его отношений с представительницами высшего света, то тут леди Элизабет Роу неправа – он не был искателем богатых и знатных невест. Это ее возлюбленный – младший сын в большом семействе баронета – гонялся за невестами с приданым.

Ее безрассудное бегство с ним – разумеется, тайно от всех – закончилось для нее полной катастрофой. По дороге в Гретна-Грин этот молокосос, как потом выяснилось, струсил и пустился наутек, бросив леди Элизабет Роу на произвол судьбы, когда двое грабителей с большой дороги остановили ночью его карету. Рассказывали, что отец искал ее по всей Англии и случайно нашел в таверне где-то в Кембриджшире, одну, без возлюбленного, в грязных лохмотьях. Естественно, встал вопрос о возбуждении уголовного дела, но, по всей видимости, Элизабет на это не пошла, как и ее отец.

Слухи об этом происшествии взбудоражили светское общество. Росс впервые услышал об этом в «Уайте», за игрой в пикет с Гаем Маркхемом и своим старшим братом Люком. У него было такое чувство, будто осквернили его святыню, но он не подал вида и подбросил несколько циничных замечаний о якобы святости девственниц.

С этой минуты почти целый месяц во всех клубах обсуждались пикантные подробности ее похищения и велись разговоры о том, как бы вернуть ее в Лондон после такого «многообещающего» дебюта в высшем свете. И многие знатные повесы предлагали тогда ей свое покровительство. Но, как видно, она всем отказала.

Но один добивался ее расположения упорнее всех. Росс, конечно, знал его: это был Лайнус Сэвидж, граф Кэдмор, известный своей скупостью. Также он был известен как преданный почитатель леди Элизабет Роу. Тогда, десять лет назад, все говорили об их помолвке как о деле решенном. Когда обнаружилось, что она оставила богатого и знатного пэра Англии в дураках, используя его как ширму в своем романе с бедным армейским офицером, граф тоже стал объектом циничных насмешек.

Все гадали, как маркиз поступит со своей непослушной дочерью, но маркиз всех разочаровал: он был по-прежнему ей предан. Они вернулись в свое родовое поместье Торникрофт, где жили в полном уединении.

Что ж, леди Элизабет можно только поздравить, что, пережив такое унижение, она сохранила уверенность в себе и чувство собственного достоинства. Она быстро дала понять, что презирает его, Росса, и лучше бы он этого не знал. Лучше бы они не встретились вовсе, и он бы не вспоминал о трагедии десятилетней давности, и не сожалел бы о ней, как какой-то сентиментальный глупец.

– Черт бы побрал эту Эдвину, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Руки у Элизабет так дрожали, что она никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Отперев потайной ящичек в бабушкином секретере, она вынула вишневый бархатный футляр и с трудом подавила искушение открыть его в последний раз, без свидетелей. Схватив футляр, она быстро спустилась по лестнице и ворвалась в гостиную неподобающим для леди образом.

– Благодарю, что подождали. – Эта фраза помогла ей немного успокоиться и ослабить дрожь в руках, когда она вынимала свое сокровище.

Ожерелье из бриллиантов и аметистов переливалось и сверкало тысячами разноцветных огоньков. Элизабет смотрела на него, затаив дыхание. Она отошла на несколько шагов и остановилась, глядя на Росса. Их взгляды встретилась.

– Оно принадлежало моей маме, – тихо проговорила она. – Теперь оно принадлежит мне. Эдвина подарила его маме, когда ей исполнился двадцать один год. Вскоре мама вышла замуж за папу, маркиза Торникрофта. – Элизабет замялась. – Вы, может, подумали, что оно не стоит десяти тысяч фунтов стерлингов. Это действительно так – это ожерелье стоит две тысячи гиней, – сказала она и пристально посмотрела на него.

Росс отвел взгляд от прозрачных драгоценных камней и увидел их точную копию прямо перед собой – глаза Элизабет были так же холодны и так же прекрасны.

– Вы похожи на свою маму… – проговорил он с едва заметной улыбкой.

– Как вы догадались? Это же не ее портрет, а ожерелье! – воскликнула она довольно сердито.

– Это ожерелье купил человек, который очень ее любил. У вас, ее глаза…

Элизабет показалось, что ожерелье выдало ее, и она посмотрела на него с осуждением.

– Моему папе оно очень понравилось, потому что оно очень шло маме, и он решил заказать у того же ювелира такие же браслет, серьги, брошь и диадему. Это был его свадебный подарок. Тогда эти украшения стоили восемь тысяч фунтов стерлингов, но, думаю, сейчас они стоят дороже. В отличие от ожерелья, они хранятся в банке и тоже принадлежат мне. – Элизабет пристально посмотрела на него, стараясь понять, согласен ли он на ее предложение.

– Вы думаете, я постесняюсь взять и их? – спросил он.

– Ничуть, милорд, – ответила она ледяным тоном, хотя щеки у нее пылали. – Нашего короткого знакомства вполне достаточно, чтобы понять, что вы человек бессовестный.

– Благодарю за доверие, миледи, – ответил Росс, расплываясь в широкой улыбке.

– Я хотела бы получить от вас расписку, – выпалила Элизабет.

Он громко расхохотался в ответ.

– Ну, разумеется! А как остальные драгоценности попадут в мои разбойничьи руки? Элизабет подошла к небольшому письменному столу у окна и начала писать. От волнения у нее опять задрожали руки, и на листе образовалась клякса. Взяв другой лист, она написала распоряжение банкиру.

– Это дает вам право взять весь гарнитур, когда вам будет угодно. Но учтите, сэр Джошуа сначала согласует это со мной, так как это не обычное распоряжение…

Росс взял записку и сунул ее в карман, затем положил ожерелье в бархатный футляр. Вишневый бархат почти целиком скрылся в большой смуглой руке.

– Расписку… – прошептала она, вдруг испугавшись, что он сейчас уйдет, унеся все ее богатство, и, поскольку сделка прошла без свидетелей, потом ничего никому не докажешь. – Пожалуйста… – проговорила она севшим до хрипоты голосом.

Он подошел к столу и быстро написал расписку. Она схватила ее ледяной рукой и прижала к груди, словно боялась, что ее отнимут.

– Благодарю вас, – пробормотала она, с ужасом глядя на него, потом повернулась и решительно направилась к выходу.

– Если вы захотите все это вернуть, – проговорил он, глядя ей в спину, – то уговорите Эдвину быть благоразумной и отдать мне долг через неделю. Тогда я верну ваши драгоценности. Но если она и через неделю не заплатит, пеняйте на себя.

Элизабет недовольно поморщилась. Надо обернуться и поблагодарить, но слова застревали в горле, к глазам подступали слезы. Не проронив ни слова и так и не обернувшись, она вышла из гостиной.

– Стрэттон, я думала, что вы давно уехали!

Росс подошел к шкафчику, взял стакан и налил себе из графина виски. Сделав глоток, он посмотрел на Эдвину поверх стакана.

– Вы же хотели приехать в Кент до захода солнца, – сказала она, взглянув на каминные часы. – Пожалуй, вы теперь не успеете… – Она кивнула на графин: – Вы, я вижу, нашли виски. – Она улыбнулась. – А, наверное, моя внучка позаботилась о вас. Она может быть очаровательной хозяйкой… когда захочет.