VI

ЗА ШЕСТЬ ДНЕЙ ДО ИЮНЬСКИХ КАЛЕНД

В полдень следующего дня Публий Аврелий стоял в начале улицы Лаци Фундани, на границе с Су-бурой. Он решил точно измерить путь от дома консула до места преступления.

Дом Метрония находился на склоне Авентин-ского холма за Циркус Максимус. Оттуда Кастор отправил к Аврелию Меннона, самого проворного и быстроногого из нубийцев, который превосходил всех своих братьев по скорости и ловкости. Ему поручили как можно быстрее пробежать путь, который консул мог бы совершить в день убийства, чтобы при этом успеть вернуться к завтраку.

Наконец, запыхавшийся носильщик показался в переулке, который вёл на Форум Августа.

— Я задержался, мой господин, мне встретились Непорочные Девы! — извинился он, огорчённый, что не смог продемонстрировать всё своё умение.

Аврелий кивнул: все обязаны уступать дорогу повозке весталок, единственному гужевому транспорту, которому разрешено передвигаться по улицам Рима, превращавшегося в дневное время в огромный пешеходный остров.

Вскоре сенатор, следя за клепсидрой, снова дал Меннону сигнал к началу забега. Кастор, ждущий его у дома Метрония, определит, сколько понадобилось времени, чтобы вернуться обратно.

Между тем духота сделалась невыносимой, — это лето выдалось особенно жарким. Аврелий отёр пот со лба краем одежды, проклиная тщеславие, вынуждавшее его выходить на улицу с непокрытой головой вместо того, чтобы носить шапку от солнца с широкими полями, как делали все его сограждане.

Он спрятал клепсидру в складках скромной туники, которую надел, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, и осмотрелся, ища какое-нибудь заведение, где можно было бы утолить жажду. На углу площади как раз обнаружилась небольшая опрятная остерия, сулившая на своей вывеске «свежесть и прохладу».

— Холодное пиво, цервезия есть? — спросил Аврелий безо всякой надежды: соломенно-жёлтый кельтский напиток не пользовался популярностью в городе, хотя тут и проживало немало уроженцев Галлии, Иберии и других провинций.

— Мы подаём только горячее вино, — ответил хозяин с гримасой, которая демонстрировала его отношение к тем, кто пьёт пиво. За кого принимает его этот бездельник? За варвара с висячими усами? Согласен, он родом из Бриксии[28], и это действительно далековато от Рима, но он всё же цизальпинец[29], а не какой-то там грубый кельтский дикарь!

— Горячее вино? Нет, дай-ка мне лучше воды из колодца.

— Половина асса, — нарочно заломил цену трактирщик.

«Все эти богачи на одно лицо, — думал он, — со свежевыбритыми щёками, надушенными волосами и чистыми ногтями, опираются на стойку, заводят разговор, присаживаются за столик в тени, а о том, чтобы поесть, и речи нет!»

И только когда Аврелий вложил ему в руку серебряную монету, бедняга смутился и растерялся: у него имелось лишь несколько сестерциев.

— У меня нет мелочи. Все приходят ко мне сегодня утром менять деньги! — извинился он. — Но если подождёшь минутку, подам тебе лёгкое винцо из подвала. Посиди пока, — предложил он и поспешил заботливо смахнуть пыль с колченогой скамьи.

Вскоре он вернулся с небольшим кувшином и в сопровождении служанки, державшей огромный, выше неё, веер из страусовых перьев.

— Помаши господину, Гратилла! — приказал он рабыне и внезапно сделался очень разговорчивым, сел напротив Публия Аврелия, поставив локти рядом с кошельком патриция, который тот оставил на виду.

— Что скажешь о типе, на которого напали здесь, как раз напротив твоего дома? Он остался жив? — спросил сенатор, решив воспользоваться расположением хозяина.

— Ну что ты! Был мертвее мёртвого, — уж поверь мне, я сам видел!

— В самом деле? А вот стражи говорят, что свидетелей рядом не оказалось, — удивился Аврелий.

— Эх! Ну, я же не совсем дурак, чтобы задаром рассказывать что-то стражам! Я люблю вино, а не речную воду, и вовсе не намерен нырять в Тибр с камнем на шее! — воскликнул он, поглядывая на кошелёк. — Я как раз стоял вот тут у окна, когда этот бедняга шёл мимо. На нём была надета роскошная тога со сверкающими пряжками и новёхонькие сапоги, так что я даже удивился, увидев его так близко от Субуры без всякой охраны. Ты пойми: здесь воров не больше, чем в богатых кварталах, но если какой-нибудь хорошо одетый господин оказывается рядом с человеком, который едва сводит концы с концами… Ну, ты понимаешь, что я имею в виду… Потом я узнал, что этот красавчик оставил носильщиков в таверне у Беллоны, за углом. Ах, Геракл, ну можно ли быть таким дураком?! — воскликнул хозяин таверны и неожиданно замолчал.

Одной монеты хватило, чтобы чудесным образом вернуть ему красноречие.

— Так вот, значит, как было дело. Я как раз переливал вино из джары[30] и, выглянув из окна, увидел, что за этим щёголем следует по пятам человек в тёмном плаще с капюшоном, полностью закрывавшем лицо. Я тогда ещё подумал, каким же надо быть придурком, чтобы так укутаться в жару… И тут он как подскочит сзади к этому бедолаге… Я сразу понял, что дело плохо…

— И закричал, предупреждая об опасности? — предположил сенатор.

— Я что, по-твоему, сумасшедший? Конечно же, я постарался, чтобы меня никто не увидел… Знаешь, всё из-за той же нелюбви к речной воде из Тибра. Короче, человек в плаще замахнулся, красавчик упал замертво, а убийца тотчас исчез в переулке.

Хозяин таверны глотнул вина и продолжал:

— Только тогда я вышел на улицу. Несчастный лежал на земле с красным пятном на тоге. Это зрелище поразило даже меня, а уж я всякого повидал. На кровь уже слетались насекомые — мухи и оводы — жуткая гадость, а лицо убитого было таким… словно он удивлялся, что же с ним случилось… Я думаю, что погибнуть должен был не он, а кто-то другой!

— Как так? — похолодел патриций.

— Ну, стражи говорили, что убит какой-то Антоний. А я-то слышал, как убийца назвал его каким-то другим именем: Авланий, Авзоний или что-то вроде того.

— Может, Аврелий? — подсказал сенатор, покрываясь холодным потом.

— Вот-вот — Аврелий!

— Милостивая Афродита, ты уверен? — прошептал потрясённый патриций.

— Ещё бы! — возразил хозяин таверны, прижав руку к груди. — А не веришь мне, спроси у цветочниц напротив!

Всё ещё ошеломлённый, Аврелий