Забыв о больной ноге, он принялся мерить шагами клеть, пока друг силой не усадил его за стол и не влил в глотку кружку терпкой браги.

– Рассказывай. Что стряслось? – Ратмир налил по новой.

– Я украл и ограбил корабль собственного ярла! Мне конец. – Однорукий махом осушил посудину. По его усам и бороде ползли темные струйки, но он словно не чувствовал этого. Глаза обреченно смотрели куда-то сквозь стену.

– Вот о чем Стюр пытался сказать Мяснику, – Ратмир запустил руку в волосы, почесывая затылок. Дело принимало скверный оборот.

– Теперь уже неважно, – отмахнулся Эйнар. – Капитан мертв. А завтра мертвецом стану я.

– Не станешь, – Ратмир понизил голос и, оглянувшись, продолжил: – Ты пойдешь со мной. Прямо сейчас. Оставим огонь до утра. Снимем охрану лодок. И до рассвета не хватятся. А там…

Эйнар тоскливо посмотрел на друга.

– У них моя жена.

Ратмир, уже приподнявшийся для рывка, хлопнулся на шкуры.

– Гуннхильд. Девушка, что нас спасла от Моржа. Помнишь?

Ратмир кивнул со вздохом. Однорукий залпом осушил новую кружку.

– Люди Медведя – не дружинники. Здесь каждый сам за себя, никто никого выручать не будет. Так что выход теперь у меня один. Отдам корабль Уллу Медведю. Расскажу все и повинюсь. Захочет казнить, пусть голову рубит… Зато жена в живых останется. – Он тяжело поднялся и выглянул за дверь. – Собирайтесь. Охране скажете, что я разрешил взять лодку. Плывите на полдень, к утру причалите…

– Я остаюсь, – тихо, но твердо перебил Ратмир.

Эйнар осекся и удивленно уставился на товарища.

– Ты же собирался…

– Я из дружины, – сказал Ратмир.

Эйнар шумно выдохнул и изо всех сил хлопнул рукой по плечу друга. Похоже, он впервые в жизни не нашел слов для достойного ответа. В полумраке раздался тоненьких всхлип. Это Рю, оценив драматизм величия момента, оросил слезами остро чувствующего поэта рукава своих одежд.

– Прекрасно! Это прекрасно! – повторял он, изящно промокая лицо тряпкой сомнительной чистоты.

Улл Медведь выбрал себе логово между морем и сушей, заняв целый форт на холме. Со стороны суши к высоким стенам вела широкая полоса выжженной земли, со стороны моря по бокам единственной пристани возвышались две скалы, день и ночь следившие за горизонтом высеченными в камне глазами. Глум Строитель – так звали бывшего хозяина этой неприступной твердыни. Его люди держались дольше остальных, когда здешние земли охватил пожар войны всех против всех.

После того как Медведь передавил ярлов помельче, так и не захотевших объединиться для борьбы с непрошеными гостями, он пришел за Глумом. Тяжелые ворота выдержали напор таранов и железа, но через полгода крепость взял голод. После успешной осады Медведь лично зарезал хозяина форта и велел завезти в подвалы побольше ячменя и сушеной рыбы – он любил учиться на ошибках врагов.

Появление корабля Эйнара в бухте у крепостной стены встретил хриплый раскат рога. Пятеро охранников причала, обнажив мечи, внимательно разглядывали приближающихся гостей. Вскоре к ним присоединились еще десять вооруженных до зубов воинов. На крепостной башне показались лучники.

– Похоже, нам предстоит теплый прием, – пробормотал Эйнар, вытягивая над головой белый щит.

– Двум смертям не бывать, – сказал Ратмир. – А может, еще побарахтаемся.

Рю промолчал – он сочинял красивое стихотворение, которое не стыдно было бы прочитать перед смертью.

Мясник растолкал их плечами и вышел вперед.

– Я Трюм, сын Трюма и верный воин конунга Медведя! – каркнул он береговой охране. – Я не крал этот корабль. Если хотите угостить стрелами вора, то вот он!

Трюм хотел было вытолкнуть Пересмешника, но вдруг застыл и ойкнул, ощутив между ног хватку железных пальцев.

– Если я лишусь Эйнара, ты лишишься яиц, – улыбнулся ему Ратмир, усилив давление. – Кивни, если понял.

Тот сжал зубы и с усилием кивнул.

– Кто здесь Эйнар? – спросил командующий стражи, огромный воин в кольчуге и шлеме, сжимавший в руке меч с позолоченной гардой.

– Они уже знают. – Однорукий шагнул вперед. Ратмир и слуга встали рядом. – Не надо. Я сам… – зло зашептал Эйнар.

– Кто из вас Ратмир, сын Браги? – продолжил воин.

– Это я, – ответил юноша, быстро обменявшись удивленным взглядом с Пересмешником.

– Сдайте все оружие и идите за мной, – сказал командир. – Конунг Медведь хочет поговорить с вами.

Мясник посторонился и вежливо указал рукой путь.

– Если помочиться на отрубленную голову врага, оставить на солнце, а потом потоптаться сандалиями, с него слезет вся кожа, – тихо сказал ему Рю и добавил, глядя, как меняется в лице Трюм: – Такими знаниями нужно дорожить.

– Ты останешься здесь, – сказал Ратмир, снимая пояс с мечом, кинжалом и ножом.

Рю решительно замотал головой и быстро избавился от своих клинков.

– Нет, учитель, – сложил он руки в стопочку перед грудью и шепнул: – Там твоим оружием буду я.

– Мой слуга проводит меня, – повернулся Ратмир к человеку Медведя. Тот сдвинул брови.

– Неужто храбрецы из охраны славного конунга боятся простого раба? – уточнил Эйнар.

Воин, склонив голову, посмотрел на него. Пальцы в серебряных кольцах сомкнулись на рукояти меча. Но, помедлив, воин улыбнулся и сказал:

– Разденьтесь до рубах. Вдруг вы прячете ножи под одеждой.

Под хохот охраны все трое быстро сбросили шерстяные вещи. Холодный морской ветер быстро пробрался под тонкую льняную ткань. Ратмир стиснул быстро посиневшие губы, чтобы не застучать зубами.

– Идите за мной, – ухмыльнулся командующий стражей, когда их снова обыскали, – за свои вещи не беспокойтесь. Возможно, они вам больше не понадобятся.

* * *

Огромный зал с закопченными потолочными балками встретил их гулом множества голосов. Воины из личной охраны Медведя сидели на лавках вдоль стен за дневной трапезой. Явившаяся троица старательно отводила глаза от сочных кусков жареного мяса, пышных белых лепешек и горшков с простоквашей, от которых ломились столы.

– Тихо, – негромко сказал чей-то голос, и зал как по волшебству наполнился тишиной.

Бородатые лица с интересом повернулись к новым гостям. Богато одетые дренги[8] в красных и синих одеждах, на которых сверкало золото, с любопытством разглядывали людей в видавшем виды льне. Кто-то фыркнул, сдерживая смех, но шутки и хохот безопаснее было пока держать при себе – смеяться команды не было.

– Подойдите, – сказал все тот же тихий голос.