Иви улыбнулась, но вскоре опять помрачнела.

— П. Уарнз даже не пришел…

— Не расстраивайся. Мы поймаем его или ее. Мне даже кажется, что сейчас твой загадочный жилец — дома.

Бинг указал на окна верхнего этажа. Их голубоватый свет призрачно мерцал в сумерках. Слабый, какой-то цыплячий звук был едва различим за словами Саши, объясняющей Бернарду причины его депрессии.

Над входной дверью раздался звонок.

— У меня же свидание!

Бинг бросил Иви и полетел открывать.

Слишком пьяная, чтобы обижаться из-за его дезертирства, Иви раздумывала над тем, кто бы это мог быть. Ее изумляли не только крики гостей Бинга, но и их количество. Бинг придерживался того мнения, что ни один мужчина не может устоять от соблазна подобного рода, что даже самый последовательный гетеросексуал подвластен его чарам. Иви надеялась, что это не так, но свита обожателей Бинга приводила ее в ужас.

Он любил повторять: «Весь мир голубой, и ты это знаешь», — и если судить по таксистам, боксерам, полицейским, охранникам и даже одной звезде телеэкрана, которые оказались под его пуховым одеялом, то с ним трудно было не согласиться.

Человек, который сейчас, застенчиво улыбаясь, спускался по неровной лужайке, был еще одним тому доказательством. Сверхмодные, неудобные, обтягивающие бедра кожаные брюки не позволили Иви ни на минуту усомниться, что мистер Снайл-младший — гей.

После того, как Бинг поторопился увлечь своего нового друга-адвоката под яркие огни Кэмптон-стрит, Бернард заторопился домой.

Иви стало смешно. Саша разошлась вовсю, и Бернард не знал, что делать. Его участие в разговоре теперь было сведено к минимуму: от него требовалось только кивать головой и говорить «В самом деле?», а Саша продолжала просвещать его в вопросах буддизма и китайского гороскопа и доказывать, что Иисус на самом деле был космическим путешественником.

Веки Бернарда отяжелели. Даже его непокорные волосы поникли. Пора было его выручать.

— Кончай, Саша. Отпусти человека спать.

Это было не очень-то деликатно, но эффективно. Бернард вежливо промямлил: «О нет, нет. Это так увлекательно», — и заспешил, пошатываясь, к дому.

— Спокойной ночи. Большое спасибо за приятный вечер.

— О, бедняжка. — Саша с сожалением покачала головой при виде его поспешно удаляющейся спины.

— Точно, бедняжка, — рассмеялась Иви. Бернард в допотопной потертой одежде, торопливо бегущий через гостиную с развязанными шнурками, действительно выглядел весьма комично.

— Как? Ты это тоже заметила? — хватая ртом воздух, выпалила Саша. — Боже, что же мне теперь делать? Неужели опять? Это ужасно.

— Что такое? О чем это ты?

Иви, вопреки всем правилам, которым обучали ее долгие годы в семействе Крамп, подняла скатерть за четыре угла, соединив их посередине, отчего стол очистился одним махом.

— Я ему понравилась. Я ему по-настоящему понравилась. — Саша улыбнулась с сожалением. — Мне придется как-то осторожно отказать ему.

Иви смотрела на нее во все глаза. В конце концов она проговорила:

— Да, так будет лучше.

В первую очередь Бинг закончил Ивину спальню. В ней все еще пахло краской, но с открытым окном было вполне сносно. Звуки, которые жителям Лондона кажутся привычными и успокаивающими, витали в спокойном воздухе: хлопали дверцы машин, любители вечерних прогулок пели и спорили, возвращаясь домой. Фотографии и афиши были перевешаны на посвежевшие стены, и с них везде улыбается Белл. Из коробок торчат скомканная одежда, книги, косметика, даже плюшевый медвежонок. Все раскидано по гладким доскам пола. Эта работа — на завтра, подумала Иви, опускаясь на высокую, довольно скрипучую, латунную кровать. Она дрожала. Старое стеганое одеяло, все в пионах, лежало свернутым на шкафу. Если встать на кровать, то можно дотянуться. Она так и сделала, и одеяло свалило ее на кровать своей мягкой тяжестью.

Иви зарылась в него; вдыхая слабый аромат лаванды, сирени, роз. Сладкий, поднимающий настроение, смешанный с пылью запах.

— Спокойной ночи, Белл, — прошептала она.

«Привет! Детки!» Фургон остановился ровно настолько, чтобы сбросить Иви, и с ревом покатил дальше.

— Ты просто дрянь, Саймон, — высказалась Иви на всю пустую улицу, хотя раньше за ней такой привычки не водилось.

Бинг спускался по лестнице дома номер восемнадцать.

— А вот и ты, мерзкий приставала, — сказала Иви; такой привычки за ней тоже раньше не водилось.

— Ты, конечно, хотела сказать: «А вот и ты! О, сексуальнейший и привлекательнейший, который всегда добивается успеха на сексуальном поприще, вместо того чтобы просто о нем мечтать!

— Как поживает мистер Снайл-младший? — поинтересовалась Иви.

— Довольно весело после восьмой «Пина Колады». До слез занудно — после десятой. Хорошо, что во время девятой я успел…

— Лучше бы я не спрашивала.

Иви пулей влетела в дверь прихожей.

— Да, между прочим, позвони своему агенту. Она сказала, что это срочно.

Иви была у телефона уже до того, как Бинг произнес последний слог. Как и все артисты, она ждала этих слов примерно так же, как ждет собака, пока ты открываешь консервы с ее обедом. Голодное желание — не маскируется, оно всепоглощающее и довольно отвратительное.

Нажимая на кнопки, Иви посмотрела на часы. Черт, шесть двадцать. После шести ни один доктор не охарактеризовал бы состояние Мередит как трезвое. «Только, пожалуйста, не читай мне снова лекцию по поводу моего имени», — молила Иви про себя, слушая гудки в трубке.

— «Дэ Винтер Ассошиэйтс». Добрый вечер.

Голос в трубке звучал прямо как на довоенной RADA[5].

— Мередит, это Иви.

— Иви?

— Да, Иви. Не вынуждай меня произносить мою фамилию.

— Я не знаю Иви. Пожалуйста, набирайте правильно номер.

— Мередит, это Иви Крамп. Ты просила меня перезвонить. Ты для меня что-то нашла?

— А как, черт подери, могу я что-то найти для актрисы с таким именем? Пора от него избавиться. Я хочу сказать, неужели ты действительно ощущаешь себя этой чертовой Крамп, дорогая? Вот, например, Рэдгрейв — это имя. Даже с именем Дэнч еще можно жить. Куда ни шло какое-нибудь типа Хейдз, но, дорогая моя, Крамп…

В словарь Мередит все эти острые словечки прочно вошли еще много лет назад, и она обильно снабжала ими свою речь, с кем бы ни разговаривала: будь то старушки, викарии или другие персоны с изнеженным слухом. Даже мамочка прекратила общение с Иви в тот вечер, когда Мередит за кулисами во время пробы повернулась и прокричала резким голосом: «Эта твоя маленькая сучка — просто суперактриса».