Потом он вернулся с Севера, но они даже не повидались. Потом поздравляли друг друга открытками на новый год и с днями рождения. Когда у неё умерла мама, она звонила Олегу, как родному, плакала.

Олег был на дежурстве, вёл больного с сахарным диабетом. На минуту вынырнул из рабочего расписания, сказал пару дежурных фраз, а потом ждал, когда выговорится и попрощается. Это его привычная манера – ждать, когда человек сам догадается, что он не нужен.

А теперь хороший повод позвонить, отработать жанр встречи через многие-многие годы. Тем более что уже прошло… сколько же времени прошло с тех пор? Да и были ли они на самом деле, все эти долгие годы?

27

Олег звонит Ирине. Он помнит номер телефона… У неё ничего не изменилось. Ирина мгновенно узнаёт, как если бы сидела у аппарата и ждала его звонка.

– Как дела?

– Хорошо, – и с нажимом: – Неплохо. Жаловаться не на что.

– Вот и славно.

– Вот и поговорили, – Ирина нервно (или показалось?) хихикнула.

И ведь не спросит, зачем звонит, знает, что сам скажет. Если захочет. Знает, что должно быть произнесено некоторое количество ритуальных фраз, прежде чем перейдёт к сути, – оказывается, она его помнит: как он устроен, как он ведёт дела. Жена всё-таки.

– Ну почему? Неужели нам не о чем говорить?

– А о чем бы ты хотел говорить? И зачем?

– Ну, не знаю… Столько всего было.

– Вот именно было, было и прошло. И быльём поросло… Неужели жалеешь?

– Не знаю. Хотел бы разобраться с твоей помощью.

– С каких это пор тебе понадобилась моя помощь? Ты же сам с усам…

– Я давно не ношу усов.

– Правда? – в голосе недоверие.

– Правда. Это – правда.

– А всё остальное?

– И что ты хочешь от меня услышать, Ир?

– Ничего. Мы так давно не виделись… И я уже научилась обходиться без тебя.

– Ну, хорошо ведь!

– Хорошо… – усмешка усталой женщины. – Знал бы ты, чего мне это стоило.

– Но теперь всё прошло.

– Дурак ты, Гагарин. Я так и не поняла, почему ты ушёл. Тогда. Тебе было наплевать на меня, да?

– Ну что ты.

– Ты никогда меня не любил?

– Ир, зачем сейчас снова ворошить всё это прошлое, расчесывать все эти раны?

– А если для меня это не прошлое… Хотя ты прав. Зачем…

И они продолжают всё в том же духе…

28

Короче, Ира отпадает. Он не в состоянии провести два вечера подряд за разбором полётов. Кроме того, у неё налаженная жизнь, она живёт «с одним неплохим человеком». И хотя любви нет, есть спокойствие. И завтра у них своя программа. Культпоход на стадион. «Один человек» – фанат футбола. Важный матч. В конце концов, когда-нибудь, «Локомотив» должен победить «Динамо»! Или наоборот?..

Но они с Димой обязательно встретятся… Потом как-нибудь, да?..

Чужое кино.

Замусоленные, задумчивые странички записной книжки. Случайно Гагарин натыкается на ещё одну запись. Оля. О’кей, Оля, привет, как дела? Пока не родила, перехаживаю. Ты ждёшь ребёнка? Мы все его ждём. Я так рад за тебя, так рад. Да уж, а как я рада – столько попыток, столько бесплодных ожиданий. Всё-таки получилось. Значит, заслужила. А я просто так звоню, хотел тебя завтра в ресторан позвать. Между прочим, крутой ресторан для состоятельных випов. Какой ресторан, у меня такой токсикоз, я на еду даже смотреть не могу. Ем только ночью. Встаю в шесть утра, чтобы вытащить из борща мозговую кость. Смешно? Смешно, ага. Но всё равно приятно, что помнишь. Что вспомнил.

Оля, да. Небольшой роман в курортном городке. Чёрное море. Галечный пляж. Камни впивались в спину, когда она садилась верхом. Вот и лето прошло, словно и не бывало.

Оля научила его курить траву – на юге с этим проблем не было. Их роман так и прошёл, словно бы со смазанным видоискателем. Нечёткость изображения. Взъерошенная, похожая на воробья. Умная, въедливая. Угловатая…

29

На всякий случай позвонил Танечке. Занято. Занята. Никому я не нужен… Только положил трубку на рычажки, звонок. Вздрогнул от неожиданности.

Звонит приятель Мишка. Мишка Самохин, рослый красавчик из второй реанимации. У него ещё брат-близнец есть, Сашка. Сашка Королёв. В мединституте над нами всегда прикалывались – близнецы, а с разными отчествами и фамилиями. Чудо природы. Мать одна, а отцы разные. Михаил Александрович Самохин. Александр Юрьевич Королев. Братья-близнецы. Гы-гы-гы.

У Гагарина мелькает мысль: на ловца и зверь. Может, не заморачиваться с бабами? Сочный, низкий голос Самохина звучит издалека, словно из-под земли. Ага, снова в разъездах. Откуда на этот раз? Душанбе, а где это? Столица независимого Таджикистана, где солнце и дыни…

– Ну и как там трава?

– Какая трава?

Мишка не курит. Мишка сугубо положительный. У него одна, но пламенная страсть. Он любит одну музыкантшу, о, это та ещё история. Искусство для искусства.

– Всё то же и те же, да? Постигаем специфику барочного исполнения? Въезжаем в как его… в аутизм?

– Ты хотел сказать – аутентизм? Нет, – Самохин воодушевился, – теперь мы перешли к особенностям раннего романтизма, сменили клавесин снова на скрипку.

– Но ты признался?

– В чём? – сделал вид, что не понял, взял междугороднюю паузу.

Хотя ответ очевиден – нет. Но Миша сделал вид, что связь прервалась… Или она в самом деле прервалась.

30

А случилось с ним вот что. Однажды, совершенно случайно, коллега билеты подкинула, сама пойти не смогла, и Миша, Михаил Александрович Самохин, попал на концерт камерной музыки.

В сонном облупленном зале филармонии выступали «Виртуозы барокко», коллектив, широко известный тягой к аутентичному (как в старину, на старинных же инструментах) исполнению музыки. Самохин слушал их первый раз, после работы, очень есть хотелось, в антракте перехватил в буфете сладкую булочку с чаем, расслабился. Сначала, в первом отделении концерта, он очень напрягался, хотел моменту соответствовать – всё-таки культурное мероприятие, духовность, все дела, прислушивался к внутреннему голосу и к тому, как душа себя чувствует, откликается ли на музыку.

А затем, после булочки и чая, восприятие наладилось, покатило как по маслу. Барочные опусы, изысканные и кудреватые, закрутились вокруг ушей, проникли в сердцевину организма и остались там горсточкой пепла, томительным послевкусием.

Миша Самохин сидел в пятом ряду, внимательно слушал Генделя и Перселла, от нечего делать рассматривая музыкантов. Благо их в «Виртуозах барокко» не так много, все на виду.

Девчушку со скрипкой из второго ряда он отметил сразу – то, как яростно она сражалась со сложными пассажами, неистово выпиливая незримые узоры и потрясая при этом густой, чёрной как смоль чёлкой. Полузакрытые азиатские глаза, блуждающая улыбка. Девчушка отдавалась искусству целиком – от макушки и до кончиков концертных туфель, которые (Миша ясно чувствовал это) находились под постоянным напряжением.