ребер чувство страха. Последним, что сумели разглядеть глаза, стала размытая фигура тени, которая медленно стягивала с себя капюшон.

7. Лекарня у дороги

Фертред, сельское поселение близ столицы, день

«Признак силы — сдержаться, когда все обстоятельства вынуждали бить».

— Нет для вас ничего святого, нет! Ирод! Душегуб!

Звонкий голос женщины раздавался как из-под толщи воды. Она заглатывала слова, говорила невнятно. Однако не услышать рвущее на куски все ее естество отчаяние было невозможно. Я не знаю, что именно пробудило меня — оно или игла, воткнутая в мою руку. Острая, неприятная боль кольнула чуть ниже локтя. Слегка затуманенный взгляд проследил путь капельной трубки, останавливаясь на бутыле с алой жидкостью. Она, несмотря на помутнение, сильно выделялась на фоне стен с белой штукатуркой.

Вокруг пахло медикаментами — дешевым спиртом и хлоркой. Эти запахи с непривычки вызывали приступы тошноты. Дышать было трудно: нос щипало, а легкие будто заполнила липкая инородная жидкость.

— Они же тут путников лечили, отрабатывали кров и хлеб! Зачем к маркизу?! Зачем?!

— Закрой рот, — раздался раздраженный мужской голос. — Твое дело обхаживать больных, пока они платят, и помалкивать!

Меня слегка тряхнуло. Кто-то с силой ударил по ножке моей койки и вдруг загородил собой свет. Перед носом дважды щелкнули чужие пальцы:

— Эй, ты заплатила, оборванка?! Ишь ты, разлеглась тут! — незнакомец повторил жест, водя рукой из стороны в сторону. — Доброго полудня, смерть — платное удовольствие! Если собралась бесплатно умирать, освобождай койку и мри где-нибудь подальше отсюда! И так все помещение провоняли, грязные, смрадные!..

Предложение оборвалось из-за недостатка у говорившего ума. Нужное слово мужчина так и не подобрал.

Зато бесстыдно начал шарить ладонями по моему телу, ощупывать ткани юбки в поисках потайных карманов. Чувство омерзения заставило поежиться и попытаться прекратить ужасное действо. Но спутанное сознание очень усложняло задачу. Тело было ватным, неподъемным. Казалось, даже шевеление пальцем сейчас требовало недюжинных усилий.

— Прекратите! Пожалуйста, не делайте этого!

Кто-то начал оттаскивать от меня наглого мужчину. Но тот лишь отмахивался, как будто не замечая другого человека.

— Пошла отсюда!..

— Эта пациентка в тяжелом состоянии, за нее оплачено!

Копошение на миг прекратилось.

— Давай сюда все, что за нее внесли! Поживее!

— Нет, — твердо отрезал женский голос. — Мы передаем вам плату дважды в месяц, срок еще не вышел!..

Тяжелые мужские руки окончательно исчезли с моего тела и схватили за шиворот несчастную женщину. Судя по очертаниям, она была гораздо меньше и ниже того, кто ее держал. С губ сорвался тихий стон протеста, но его, разумеется, никто не расслышал. Пересохшее горло не позволяло произнести ни слова — каждая попытка заканчивалась громким грудным кашлем.

— Я отправлю тебя в бордель, — выплюнул мужчина. — Передам прямо в руки мадам Лазетты! Ты не увидишь ни гроша вплоть до конца своей жалкой и очень укоротившейся жизни!

— Сукин сын!

Судя по звукам, незнакомка плюнула обидчику в лицо. Как только осознание настигло дурную голову, к спине прилипло чувство животного ужаса. Время остановилось, и каждая секунда в звенящей тишине играла на струнах нервов извращенный этюд.

— Стерва!

Оглушающий грохот заставил собраться слезы в уголках глаз. Следом раздалось несколько криков: крик боли, крик отчаяния и воинственный клич. Всего в метре от меня творилось что-то ужасное. Помутневшим взглядом я наблюдала отдаляющуюся от койки мужскую фигуру. Хотелось выть, драться, колдовать. Но звон в ушах красноречивее всего говорил о том, что даже при огромном желании у меня это не получится.

— Не трогайте маму!

— Пошла отсюда, пока я и тебя не сдал!..

— Не тронь мою дочь! Одну уже погубил, вторую тронуть не позволю!

— Мама!

Детский плач едва не вынул мое сердце прямо из груди и не швырнул его под ноги тому ублюдку. Звонкий шлепок пощечины и череда стуков, шлепков и ударов разрывали меня изнутри лютой ненавистью. Но сколько бы я ни пыталась сесть — все попытки проваливались одна за другой. Слезы душили невидимой удавкой, а боль от вонзающихся в ладони ногтей не помогала.

— Помогите маме!..

Чья-то теплая, маленькая ручка схватила меня за запястье. Губы с тихим вздохом разомкнулись для очередной попытки заговорить. Правда, в следующую секунду слова уже были не нужны. Я ощутила прилив чужой магической энергии в собственном теле. Темной, немного липкой и отдаленно родной. Взгляд начал проясняться. Каждое движение больше не требовало колоссальных усилий. Стало заметно легче.

Я повернула голову, замечая худую девочку лет десяти, что так отчаянно вливала в меня жизнь. Бледная, с порезами и синяками на тонких плечах, лице и ладошках, в поношенном не по размеру платье юная ведьма. Мне бы очень хотелось вылечить все ее раны, стереть дорожки слез с веснушчатых щек и успокоить, но…

— Этого достаточно.

Я отстранила от себя ее руку, прерывая контакт. Девочка могла умереть, если бы продолжила делиться своими силами. Тем более, из-за схожести наших энергий, она дала мне более, чем достаточно. Боль никуда не ушла, но я обрела возможность двигаться и колдовать.

Рядом с кушеткой валялась моя потрепанная сумка. Было удивительно, что она находилась здесь, однако кто, как и зачем сохранил ее, следовало выяснить позже. Огромный, толстый мужчина прямо сейчас забивал ногами сухую маленькую женщину, которая могла лишь прикрывать голову, сжимаясь в комочек, чтобы хоть как-то обезопасить ребра и внутренние органы. Эта картина привела меня в бешенство.

— Подай, — твердо сказала я, и девочка резво кинула сумку к моим ногам.

Рука тут же нырнула внутрь и замерла. Как замерло и время в крохотном помещении старой придорожной лекарни. В воцарившейся на мгновенье тишине громкое гортанное воронье «кар» прозвучало как раскат грома. Воздух наполнился дождевой влагой и свежим ароматом озона. На пороге появился еще один человек.

Он не спеша поднялся по ступеням крыльца и вошел в открытые двери. Мужчина, замерший над ведьмой-целительницей со вскинутой рукою, скосил на незнакомца глаза. По его побагровевшему лицу было ясно, что он понял, кто виноват в его неспособности двигаться. Наверное, случись иначе, прослыл бы совсем безнадежным кретином.

— Ох!..

Девочка, до этого яростно помогавшая мне держать сумку, обхватила руками мою талию и притихла. По бьющей ее тело дрожи стало понятно — ребенок ни на шутку испугался угрожающей энергии, стремительно разрастающейся по лекарне. Однако бояться было нечего.

— Клемент, — с облегчением выдохнула я.

Друг бросил на меня мимолетный взгляд. Хотел удостовериться — руки и ноги его лучшей и на данный момент единственной исполнительницы целы, и лично ее сейчас не избивает какой-то высокомерный ублюдок.

— Что это тут у