— Раз узнать твоё имя, — голос будто не мой.

Почему-то не хочется признаваться, что знаю её уже давно. Что с ума по ней схожу уже семь лет.

Взгляд скользит по её телу. По каждому участку оголенной сливочной кожи. Она совершенная. В горле пересыхает от желания собрать каждую каплю с её точёных плеч. Коснуться её приоткрытых губ, с которых срываются взволнованные вздохи.

— Я хотел бы извиниться перед вами за свою… знакомую.

Не говорю о том, что Лерка моя сестра. Сам не знаю почему. Может, потому что понравилось видеть проблески ревности в аквамариновых глазах?

Вижу, что Дюймовочка напряглась, когда осознала, что я снова приду к ним. Взволнованно задышала. А зрачки в голубых глазах расширились. Сбегает от моего жадного взгляда в комнату. Вижу, что моё внимание смущает Ксюшу. Вижу, что её влечёт ко мне. И её это пугает. Пугает эта сила притяжения, которая не подвластна тебе. Которая не слушает доводов разума. Знаю, маленькая. Я уже привык.

— Прости, моя жена не разговорчива.

Жена? Будто обухом по голове ударили. Руки сжались в кулаки. А ты что думал, Миша, что она тебя ждать будет? Она тебя даже не запомнила.

— Приходи завтра к одиннадцати.

Киваю и, попрощавшись, выхожу за дверь. Ударяю кулаком в стену, пытаясь унять жгучую боль в груди. Она чужая. Чужая женщина. Другой мужчина касался её тела, целовал её губы. Сука! Выхожу на улицу и закуриваю сигарету.

Но малышка отреагировала на меня. Смотрела на меня со страхом и желанием. Видел заинтересованность в её взгляде. Сигарета обжигает пальцы. Выбрасываю её в урну. Необходимо с кем-то поговорить. Набираю Леркин номер и с облегчением слышу её уставший голос.

— Мартышка, ты чего уехала? Мне пришлось самому убираться.

— Я встретила отца Ники, — всхлипывает сестра.

— Что?

— А он меня не узнал, представляешь? — Лерка плачет, а у меня всё выворачивает в груди от этих всхлипов.

— Я сейчас приеду, — обещаю я и сбрасываю вызов.

Лера огорошила всю семью новостью о том, что беременна три года назад. На все вопросы о том, кто отец ребёнка, она не отвечала. Поджимала губы и переводила тему разговора. Знаю, что она любит этого козла. Иначе бы не отдала ему свою невинность. Иначе бы нашла себе другого мужчину. Но, увы, все в нашей семье однолюбы.

Вызвал такси и поехал успокаивать свою ранимую мартышку.

Дорогие читатели, хотите ли вы узнать историю Леры?)

Ксения                                                 

Вышла из подъезда и в нерешительности замерла рядом с Мишей. Что делать? Что говорить? Но мужчина не стал ждать от меня никаких действий. Окинул меня взглядом, поправил белую шапку на моей голове и взял за руку, переплетая наши пальцы и поглаживая по запястью большим пальцем руки. Посмотрела на него растерянно и смущённо.

— Пойдём? — спросил тихо, пальцем касаясь кончика моего носа.

— Куда? — так же тихо спросила я, улыбаясь. Млея от близкого присутствия мужчины. От ласковых прикосновений.

— В парк.

Мужчина уверенным шагом направился по улице, увлекая меня за собой. Я шла рядом, рассматривая его профиль. От того насколько этот мужчина волновал меня, насколько сильно меня влекло к нему, в груди всё щемило от странной, ранее неведанной мною нежности. Это не была та нежность, которую я испытывала к маме, бабуле или Нику. Она была совершенно иной. Всепоглощающей. Сметающей всё на своём пути. Она пробралась в сердце. Поселилась в душе. И даже глушила голос разума, который слабо напоминал, что влюбляться мне нельзя.

Миша остановился у маленькой кофейни и, попросив подождать несколько минут скрылся за стеклянной дверью. Увидела в отражении себя. Худую, походящую больше на подростка, чем на взрослую женщину, с дурацкой улыбкой на губах. Возник в голове глупый вопрос: что Миша во мне нашёл? Почему такой по-мужски привлекательный мужчина смотрит на меня, будто красивее женщины никогда не видел? Пусть у меня не было отношений с мужчинами, но я была далеко не глупой. Видела, что Миша хочет меня. Видела по чернеющим глазами, когда он смотрит на меня, по учащающемуся дыханию, когда мы случайно соприкасались руками, по внушительному бугорку на штанах. Всё это свидетельствовало о том, что Миша меня хочет. Но созревал другой вопрос. Как долго он будет хотеть видеть меня рядом с собой? Может, он желает затащить меня в постель на одну ночь. Миша хоть и казался мне особенным, но жизнь научила меня, что верить мужчинам нельзя. Что они умеют искусно притворяться и очаровывать. Вздрогнула, когда представила, как Мишина рука опускается на мою щёку, отвешивая оплеуху. Ведь если он ударит, то может и калекой оставить. Он большой. И рука у него, несомненно, тяжёлая.

Миша вышел из кафе с двумя стаканчиками кофе. Протянул один мне:

— Капучино с карамелью. Аккуратно, не обожгись.

— Откуда ты знаешь, что это мой любимый? — принимая напиток из его рук, настороженно спросила я.

— Сам люблю его. Решил взять на свой вкус.

Я промолчала, делая глоток горячего кофе, который приятно согрел меня изнутри. На Мишу старалась не смотреть.

— Ты чего расстроенная такая? Кофе не понравился? — спросил мужчина.

— Всё хорошо. Я просто вспомнила о маме, — голос предательски дрогнул. Никогда не могла говорить о маме без слёз.

— Хочешь об этом поговорить? — Миша увлёк меня на лавочку в укромном закутке парка, где совсем не ходили люди.

Залезла на неё с ногами и повернулась к мужчине, привалившись боком к деревянной спинке. Взглянула на Мишу, который с заботой и тревогой смотрел на меня. Почему-то захотелось выговориться. Рассказать всё, что я никому не рассказывала больше десяти лет.

— Мою маму убил отчим, когда мне было тринадцать. Сначала изнасиловал, избил, а потом нанёс двадцать ножевых ранений, — бесцветным голосом начала рассказывать я. — Он вывез тело в лес и спрятал под еловыми ветками, думая, что в этом лесу никто не ходит. Надеялся, что обглодают дикие собаки. Но он просчитался. Слишком близко от дороги оставил тело. Молодая пара нашла её, когда они остановились, чтобы передохнуть и сделать фотографии на память. Думаю, этот день они запомнили на всю жизнь. Отчима посадили на десять лет. Этот урод совсем скоро выйдет, понимаешь? В этом году. Он лишил меня двух самых близких мне людей. И он жив. Ходит по земле, дышит, ест. А моей мамы нет. Больше её нет.

Миша притягивает меня к себе, позволяя разрыдаться в его сильных, надёжных объятьях. Выплеснуть боль.

— Он всегда знал, как нужно бить, чтобы не оставлять синяков. Бил маму, а потом извинялся. Цветы приносил, целовал, клялся, что любит. Клялся, что больше такого не повторится. Мама прощала. Верила, что всё изменится. И любила. Она его любила и не уходила от него. Сколько бы я её не просила.