Хонакура вспомнил, что у воинов существует предельное число: три человека для заучивания сутр, еще один глупый обычай.

— Может, она радуется шансу полюбоваться твоей благородной персоной, милорд?

Черные глаза угрожающе вспыхнули.

— Нет, у нее другие причины. Ученица Тана умеет держать под контролем свои чувства. Это хладнокровная маленькая золотоискательница.

Хонакура бы так не сказал, но он подумал, что Лорд Шонсу справедливо отметил хладнокровие Таны.

С его положением и физическими данными он мог взять силой любую женщину для развлечений. Но здесь нужно быть осторожным, так как юная Тана потребовала бы объяснения, если он оскорбит ее неприкосновенность.

— Почему мы заштилели? — неожиданно спросил Шонсу, возможно, считая, что переменил тему.

Хонакура решил не говорить о своих предположениях.

— Не знаю, милорд.

— Ты не думаешь, что это потому, что я должен был набрать в Тау армию?

Значит, он еще занят этой мыслью.

— Сомневаюсь, — ответил жрец, — в этом случае нас бы вернули обратно. Нужно набраться терпения.

Шонсу кивнул, глядя на него.

— Ты беспокоишься, милорд? Воин снова кивнул.

— Мне непонятна неожиданная встреча с Принцем Арганари. Это, похоже, на руку богам, но я не понимаю, чего от меня хотят. Многие ли воины владеют одним из семи мечей Чиоксина? Не больше двух-трех во всем Мире! Остальные мечи — сломаны или утеряны. Так что встреча наша вряд ли была случайной… тогда зачем?

Некоторое время он молча размышлял.

— Думаю, мне нужно было взять его на корабль.

— Но ты говорил, что Мастер Полини принял его клятву.

— Да, — горько согласился Шонсу, — не мог же я бросить ему вызов.

Он резко всадил нож в дерево и порезал при этом большой палец. Выругавшись, он засунул его в рот. Джия вытащила палец обратно, чтобы осмотреть ранку.

— Что ты мастеришь, милорд? — спросил Хонакура. — Может, это какие-нибудь из выдумок твоего мира?

— Игрушку для Виксини, — ответил воин.

Он так всегда отвечал.

Боль делала Хонакуру раздражительным.

— Милорд! Бог сказал тебе, что мне можно доверять!

Шонсу снова бросил на жреца свой убийственный взгляд.

— Да, он говорил так.

Он не ошибся? Не значило ли это, что он все-таки слышал их разговор с Таной? Это выглядело невозможным.

— Конечно! — ответил Хонакура, опасаясь, что это недостаточно убедительно звучит из уст человека в одеждах Безымянного.

— Очень хорошо! — сказал воин. — Я скажу тебе, что я делаю, если ты расскажешь мне о братьях Икондорины.

Теперь была очередь жреца призадуматься. Как это он мог оказаться таким глупцом, чтобы сообщить Шонсу о них? Это могло вызвать серьезные неприятности даже в самом начале их отношений, когда он еще не разобрался, насколько сам впутан в эту историю. Как-то он упомянул, что в жреческих сутрах говорится о двух братьях Икондорины, рыжеволосом и черноволосом. В тот вечер, помнится, он очень устал.

— Боюсь, мне придется разочаровать тебя, милорд, — наконец сказал он, — там были откровенные ссылки на Ннанджи и Катанджи. Но это и все — ведь они присоединились к твоему походу, и пророчество исполнилось. Больше добавить нечего.

— Мне бы хотелось проверить в это!

— Я не могу выдать сутры моей гильдии!

— Тогда я не могу сказать, что я делаю.

Хонакура сердито отвернулся. Мальчишка! Тут он увидел, что Ученица Тана снова появилась на палубе, и на этот раз в жемчугах Ннанджи. Ага! И она облокотилась о поручни так, чтобы Ннанджи мог ее видеть. Похоже, событие, указанное в сутре, скоро исполнится.

Он обернулся к Шонсу, который был в это время занят Джией, и Хонакура успел заметить отблеск спрятавшейся улыбки на лице рабыни. Они смеялись над ним!

— Сами истории к делу не относятся! — сердито сказал он. — И совершенно банальны! Например, сутра, в которой упоминается о черноволосом брате, имеет предисловие: «Трубы для воды делают из свинца».

Это, как он считал, способно охладить армию воинов.

Шонсу задумчиво кивнул.

— Совершенно с этим согласен.

— Действительно? Может, будешь так добр продолжить дальше, милорд?

Воин послал Джие еще одну улыбку, не замеченную жрецом. Уж не подмигнул ли он ей?

— С удовольствием! — сказал он. — Трубы для воды ничего не дают и ничего не забирают; они только пропускают через себя вещество, воду, из одного места в другое, совсем как хозяйка Брота перевозит грузы из одного порта в другой. Но их служба жизненно важна для Людей. Трубы для воды — нужные вещи, а свинец — самый доступный из металлов. Заключение: простой народ, не представляющий собой ничего особенного, может выполнять нужную работу, он не заслуживает презрения. Правильно, ученый?

Хонакура сердито согласился, что все правильно. После всех этих недель он должен был бы помнить, что перед ним не обычный воин. Даже из жрецов немногие могли бы так работать над собой, да еще столь быстро.

— Послесловие, могу предположить, такое: «Цени работу, а не слова!»

Снова правильно, мрачно согласился жрец.

— Притчу, пожалуйста?

Хонакура начал было снова возражать, что не имеет права разглашать жреческие тайны, но тут поймал взгляд Шонсу. В уголках его глаз сверкала улыбка, наводя на мысль о молодой поросли, расколовшей гранитную глыбу. Эта улыбка смущала — она была такой заразительной! И тут они оба рассмеялись. Словно нож повернулся в груди Хонакуры, но потом ему сразу стало легче.

— Очень хорошо, милорд. Полагаю, я могу рассказать тебе ее. Но предупреждаю — это совершенно глупая, банальная история.

— Которая может еще и вызывать глубокие мысли? — невинно спросил Шонсу.

Хонакура снова рассмеялся, отказываясь сопротивляться дальше, и тихо запел:

Черный брат Икондорины

Как-то раз в село пришел.

От дневных трудов устал он.

Пиши, крова не нашел.

Слышит спор двоих крестьян он,

Поросенок вторит им.

«Здесь, — тогда себе он молвил, —

Буду с ужином своим».

«Поселяне! — он позвал их, —

Гляньте, честен я лицом.

Вам чужой здесь и берусь я

Переговорить с истцом».

Предмет спора тут крестьяне

Выложили перед ним.

Разделил его мечом он:

Часть — себе, остатки — им.

Большой человек способен на соответствующий смех, и Шонсу доказал это — запрокинув голову, он захохотал, словно гром раскатился по небу. Пение прервалось. От бушприта до кормы Людские головы в изумлении повернулись, улыбки появились на лицах — моряки радовались, что их герой вернулся в свое обычное доброе расположение духа.