— Давай заключим договор, — предложила я. — Я обещаю впредь воздерживаться от рискованных приключений, а ты позволишь мне помогать Кейт, до дня нашей свадьбы, разумеется. Когда я стану замужней женщиной, у меня будет много других забот. К тому же я умею стенографировать и печатать на машинке и собираюсь помогать тебе в работе, по крайней мере до тех пор, пока не появится на свет наш первый малыш.

Напряженная гримаса, застывшая на лице Джонатана, исчезла, сменившись открытой мальчишеской улыбкой.

— Я всегда знал, что моя женушка станет моей верной помощницей, — пробормотал он.

— Должна сказать, мистер Харкер, у вас на редкость обаятельная улыбка, — изрекла я, коснувшись его щеки. — Я сделаю все, чтобы вы улыбались как можно чаще.

— Но ведь между нами не будет никаких тайн, Мина? И если эта неуемная Кейт Рид вновь втянет тебя в опасную передрягу, ты не станешь скрывать это от меня?

— Нет, мой дорогой, обещаю, что всегда буду с тобой откровенна, — заверила я, отметив про себя, что уже нарушила условия договора, скрыв от Джонатана кошмарное приключение, пережитое совсем недавно. — Между нами не будет тайн.

22 июля 1890.

Джонатан был в отъезде уже две недели, школьный семестр близился к концу, и когда Кейт предложила мне сопровождать ее во время очередной журналистской вылазки, я с радостью приняла приглашение. Супруги Гаммлер, Люси и Джефри, будучи мастерами фотографии и непревзойденными знатоками в области спиритизма, в последнее время снискали в Лондоне немалую популярность. Их фотографии, сделанные во время спиритических сеансов, производили настоящий фурор. Правда, один из друзей Кейт, газетный фоторепортер, рассмотрев эти снимки, где над головами сидевших за столом спиритов маячили некие сгустки тумана, которые человек с богатой фантазией вполне мог принять за духов, заявил, что подобный эффект достигается при помощи двойной экспозиции и прочих технических ухищрений. Французский фотограф-спирит, использовавший подобные трюки, недавно предстал перед судом и был обвинен в мошенничестве. Что касается супругов Гаммлер, они продолжали процветать, от желающих принять участие в их сеансах и выложить за это кругленькую сумму не было отбоя. Кейт и Джейкоб, непримиримо относившиеся к подобным мистификациям, были полны желания вывести аферистов на чистую воду.

Кейт удалось убедить отца дать ей денег на покупку изысканного траурного туалета, в котором она собиралась сыграть роль безутешной матери, потерявшей единственное дитя.

— Надеюсь, ты наденешь это платье на мои похороны, — заявил мистер Рид, вручая дочери деньги. — Твоя мать немного утешится в своем горе, увидав, что дочь по мановению ока превратилась в элегантную даму.

В тот вечер Кейт была просто неотразима в окружении черных шелковых волн. Туалет она выбрала на редкость роскошный, решив, что перед мистификаторами ей следует разыграть чрезвычайно состоятельную особу, которую без особого труда можно избавить от кругленькой суммы. Не удивлюсь, впрочем, если причина, заставившая Кейт нарядиться в шелестящие шелка, была совсем иного рода. В глубине души моей свободомыслящей подруге нравилось ощущать себя нарядной и женственной, однако она не желала в этом признаться, полагая, что шикарные платья несовместимы с идеалами феминизма. Так или иначе, повторюсь, выглядела она просто потрясающе. Джейкоб надел темный костюм, который он приобрел несколько лет назад, дабы делать в нем фоторепортажи с похорон выдающихся людей. Конечно, на фоне своей «жены» он заметно проигрывал, но, как известно, состоятельные люди зачастую не уделяют особого внимания одежде. Надо отдать должное Джейкобу, он сделал все, чтобы не испортить впечатления, и даже ухитрился отмыть пальцы от чернильных пятен.

Мне предстояло сыграть роль крестной матери мифического усопшего дитяти. Траурного платья у меня не было, но Кейт заверила, что темная учительская униформа вполне подойдет для такого случая. Пытаясь выглядеть более импозантно, я надела поверх платья короткий хлопчатобумажный жакет, но Кейт сочла, что он противоречит печальному образу, и заставила его снять. Вместо жакета она накинула мне на плечи черный газовый шарф и отошла на несколько шагов, любуясь эффектом.

— Я выгляжу как твоя бедная родственница, — заметила я, взглянув на себя в зеркало.

— Это именно то, что надо, Мина! — довольно воскликнула Кейт. — Всякому видно, ты изо всех сил пытаешься быть печальной, но тебе это плохо удается. Когда кожа у женщины нежная, словно лепестки белой розы, а глаза сияют, как два изумруда, ей трудно выглядеть воплощением скорби и уныния.

Гостиная Гаммлеров оказалась пышной и безвкусной. Мебель покрывали испанские шали, такие пестрые, что от них рябило в глазах. Мадам Гаммлер, женщина средних лет, явно злоупотребляла румянами и пудрой. Что касается ее супруга, то полное отсутствие волос у него на голове возмещалось избытком растительности на подбородке. Иными словами, он был лыс, как колено, однако носил пышные усы и длинную окладистую бороду — подобные бороды были в моде много лет назад, сразу после Крымской войны.

В центре комнаты стояла фотокамера на штативе, также покрытая испанской шалью. Едва мы переступили порог, как мадам Гаммлер заключила Кейт в объятия.

— О, моя дорогая, я так вам сочувствую! Ваше письмо тронула меня до слез! Страшно подумать, что вам пришлось пережить! Найти своего обожаемого малютку мертвым в колыбели! Смерть ребенка — это всегда трагедия. Но когда он покидает нас вот так, внезапно, и длительная его болезнь не дает нам времени подготовиться к утрате, такой удар особенно трудно пережить.

После этого мадам Гаммлер назвала нас с Джейкобом ангелами милосердия, которые, пользуясь ее собственным цветистым выражением, «поддерживают несчастную мать своими нежными крылами».

— О, в трудные минуты жизни начинаешь особенно ценить дружескую помощь и участие, — завершила мадам Гаммлер свою тираду и наконец предложила нам сесть.

Продолжая хранить скорбное молчание, мы уселись за стол. Мадам Гаммлер разлила по чашкам чай. Под блюдца она подстелила маленькие кружевные салфеточки, дабы предохранить от пятен лежавшую на столе разноцветную шаль.

— Прежде всего мы вызовем дух вашего дорогого малютки, — пообещала мадам Гаммлер. — А потом, когда между нами и духом возникнет прочная связь, мистер Гаммлер сделает фотографии. Без сомнения, вам известно, что мы достигли немалых успехов, воссоединяя живых и умерших. Вот свидетельства тому, — добавила она, указав рукой на стены.

Стены в гостиной были сплошь завешаны фотографиями каких-то людей, по виду живых и вполне здоровых, сидевших за столом в той самой комнате, в которой сейчас находились мы. Над головой каждого маячило облако-призрак. Не трудно было заметить, что облака эти различны по форме. Некоторые напоминали очертаниями самого клиента (мадам Гаммлер объяснила, что в этом случае камере удалось запечатлеть так называемое эфирное тело посетителя), другие не имели с клиентом ничего общего, будучи, по словам нашей радушной хозяйки, духами дорогих умерших, с которыми ее гость желал вступить в общение.