– Тут ведь какое дело, парень… – Слугу аж передернуло от такого вольного обращения. Ну да это его проблемы. – Я ведь матушке Аглае не указ. Проживает она у меня, это так, да только живет, как ей сердце положит. Передай его милости, что, коли в ней надобность возникла, пусть сам приезжает.

– Как ты смеешь…

– Да не смею я, не смею, – примирительно поднял руки Адам. – Да только или так, или никак.

– Послушай, я ведь не могу с этим вернуться к его милости, – видя, что должного эффекта его появление не произвело, сразу пошел на попятную слуга.

– Понимаю, но помочь ничем не смогу. И никто не сможет. Как я понимаю, случилось что-то нехорошее, раз уж матушка Аглая понадобилась.

– Дочка барона серьезно больна. Его милость уж столько лекарей призывал, да все отступились. Вот прослышал, что ваша лекарка чудеса творит. Ты не подумай, я ведь не в замок ее собираюсь везти. Барон с супругой и дочкой в городе, остановились в гостинице «Золотой петух», что в центре.

– Понимаю. Место очень достойное, большие и светлые комнаты, превосходная кухня, вышколенная прислуга. Отличный выбор, там и королю не зазорно остановиться. А у нас тут хоть и чисто, но бедно.

– Я тебя понял. Ты не переживай, его милость и тебя одарит, ты ничего не потеряешь.

– Вот чудак. Говорю же – не хозяин я ей. Хочешь – обожди ее, попробуй сам уговорить.

Слуга не поверил. Дождался матушки Аглаи. Вот только, выслушав все его увещевания и просьбы, она посмотрела на него непонимающими глазами и перевела взгляд на Адама, мол, объясни, что хотят-то. А потом вдруг заговорила:

– Мы сегодня с ребятишками купаться на звонкий ручей ходили. Подружились с ужиками. Они такие интересные. Поначалу и детки и ужики перепугались друг дружки, а потом я их познакомила и мы с ними играли. Завтра опять пойдем, они нас ждать будут.

– А это правда ужики, матушка Аглая? Не напутала, часом? Завтра с вами Грегора отправлю.

– Ладно. Только пусть у мамы обязательно тряпицу возьмет, и побольше, а то как в воду залезет, у него тут же нос начинает течь.

Ага, была такая беда у громилы Грегора в детстве. Все они для нее оставались детьми неразумными, за которыми глаз да глаз. Ох и позору-то! Но Адам и не подумал отстраниться, только зыркнул сурово на ошарашенного слугу, когда матушка Аглая наслюнявила тряпицу и полезла вытирать пятнышко на щеке трактирщика.

– Она же безумная! – воскликнул слуга, когда женщина наконец удалилась на кухню.

– Она святая, – строго одернул его трактирщик. – В общем, ты все видел. Не указ я ей и барон твой тоже. Если его это успокоит, то передай, что сам наместник короля не гнушался останавливаться в моем трактире, когда беда с его сыном случилась, и графы останавливались, да не только несвижские.

Барон Мерхайм появился под вечер. Не иначе как переваривал и перепроверял информацию. Понять можно. Из престижного района – в ремесленный квартал! К его удивлению, публика здесь была хоть и из черни, но выглядели все чинно, пропойц же и вовсе не наблюдалось.

Слуги на руках внесли молоденькую девушку с мертвенно-бледным лицом. Да и можно ли назвать это лицом? Больная исхудала настолько, что ее голова напоминала череп, обтянутый серой кожей. При виде ее люди стали спешно осенять себя священным кругом с заключенным внутри крестом. Это ж до чего бедняжку болезнь довела! И как ее довезли-то еще живую? Порча. Как есть порча, да еще и застарелая. Как видно, уже давно борется бедолага с недугом.

Едва завидев вошедших, Адам устремился к ним. Оно и неудивительно – это не простые работяги, понимание иметь надо. А барон вон каков, спесью так и переполнен. Смотрит вокруг так, словно делает одолжение присутствующим, позволяя лицезреть его персону.

– Трактирщик, где лекарка? – сказал, будто каркнул, Мерхайм.

Окружающие смотрели на знатного посетителя исподлобья. Пни он любого из них – безропотно по мостовой расстелились бы. Все-таки благородный. Но чтобы так о матушке Аглае!.. По трактиру прокатился ропот.

– Не извольте беспокоиться, ваша милость. Скоро будет.

– Смотри, червь, если она не поможет, разнесу твой вертеп, камня на камне не оставлю.

Вот молодец. Можно подумать, тебя сюда зазывали. Сам ведь пришел. Причем пришел просить о помощи. «Ты только не вздумай так к матушке Аглае, – подумал про себя трактирщик. – Не поймут ведь, а там и до беды недалеко».

– Непременно, ваша милость. Непременно.

И бочком двинулся к вышибале, чтобы тот народ начал выпроваживать. Ну точно до беды недалеко, а оно ему надо? Хорошо хоть лекарка появилась лишь в тот момент, когда последний посетитель вышел. Убыток, не без того, но тут уж не до жиру. Лишь бы все обошлось.

Аглая вошла с улицы. Она, как всегда, предпочитала душному помещению уличную прохладу. Даже зимой большую часть времени проводила на улице, не обращая внимания на мороз. Адам не волновался по поводу поздних прогулок женщины. Не все ее воспитанники избрали честную стезю – были и те, что пошли по темной дорожке. На кого угодно руку поднимут, а матушку Аглаю обойдут сторонкой, потому как смотреть ей в глаза мочи нет. Да еще и другим накажут не становиться у нее на пути. Бывало, забредет в такую глухомань, куда и стражники ночью заглядывают с опаской, да и то не поодиночке, а десятком. А ей хоть бы что – ходит, ни на кого не обращая внимания.

В принципе время для ее возвращения еще раннее, но Адам знал точно: стоит болящей душе переступить порог трактира, как у Аглаи словно звоночек внутри начинает звенеть, и она со всех ног бросается к дому. Ни на кого не глядя, она тут же приблизилась к девушке (то, что это не мальчик, только по платьицу и угадывается) и потянулась к ее лицу.

– Эй, старуха!

Но та словно и не слышит. Лицо озарилось теплой улыбкой, лекарка смотрит в глаза больной, даже безумие как будто отступило. Прикоснулась к впалым щекам, провела пальцами по тонким иссушенным и потрескавшимся губам.

– Красота какая, – чуть склонив голову набок и продолжая оглаживать лицо девушки, произнесла Аглая. Ну да, конечно, красавица. Через год из могилы труп извлеки, вот и получишь такую красавицу.

– Послушай, ты!..

Барон схватил было лекарку за руку, но тут же выпустил: ничего не понимающая женщина перевела на него взор и… Нет нежности, нет сияния, нет улыбки… Нет разума в ее глазах. Адам встрепенулся и, понимая, что с бароном общаться бесполезно, шепотом обратился к баронессе, утиравшей вдруг навернувшиеся горькие слезы:

– Ваша милость, нельзя так. Хотите спасти дочь – попросите его милость оставить вас здесь. Господом нашим клянусь, все будет хорошо.

– Она безумна, – ошарашенно произнесла мать.

– Она всегда была безумной, но это не помешало ей помочь многим.

– Да что тут происходит! – закричал Мерхайм. – Это что, дурная шутка? Где лекарка? Что это за сумасшедшая?!