Смысл определения Гоббса совершенно очевиден: Левиафан требует безоговорочного подчинения.

С другой стороны, Левиафан представляет собой собирательный образ общества-государства, добровольно создаваемого самими его членами. Именно это отражает картина (рис. 1.2), помещенная на фронтисписе первого издания книги и предположительно написанная художником Венцесласом Колларом, где символически изображен Левиафан в виде «одной личности, ействующей от имени огромного множества людей... выступающих в ка- естве единого целого»17. Такая персонификация власти и уподобление ее еловеческому организму были традиционны для английской политической [ысли, так как еще в XIV веке епископ Рочестерский Томас Бринтон упо- облял князя голове «политического тела», а подданных — ногам. Позднее екоторые авторы даже расширяли этот образ, сопоставляя конкретные бщественные сословия с отдельными частями тела: духовенство — грудь уши, купечество — бедра, судьи — ребра и т. п.

Оправданием возникновения и существования Левиафана для Гоббса вляется необходимость обеспечения «согласия ц мира, требуемых для езопасности всего народа». Разумеется, предлагаемое им государственное стройство ужасало многих, но современный читатель легко заметит, что декларируемые Гоббсом цели совпадают с устремлениями большинства существующих сейчас демократических обществ. Более того, многие авторы полагают, что общенаучная ценность книги Гоббса состоит в том, что именно он открыл для науки «само общество в качестве объекта изучения»18.

Гоббс был убежден, что ему удалось на научной основе доказать преимущества монархического правления над всеми остальными формами общественного устройства, и полагал, что именно благодаря этой счастливо и в то же время случайно найденной форме устройства процветали и культурно развивались многие древние цивилизации, например, Римская империя. По этому поводу он высказывался достаточно ясно: «Искусство строительства и сохранения государства основано на определенных правилах подобно арифметике и геометрии, а не только на практике, как игра в теннис[6]»19.

На первый взгляд кажется, что Карлу II, безусловно, должен был понравиться трактат, научно доказывающий, что именно самодержавие является лучшей формой правления. С другой стороны, король наверняка не мог не отметить общую идея Левиафана, в соответствии с которой самих правителей следовало выбирать из наиболее достойных людей обычного звания по некоторым законам массового голосования, что явно возвращало общество к идее парламента. На самом деле в Средние века королевская власть традиционно легитимировалась божественным правом, никоим образом не ограничиваемым социальным контрактом, так что книга Гоббса, с точки зрения истинного роялиста, представляла собой явную измену.

Книга была враждебно встречена и сторонниками парламентаризма, потому что, по Гоббсу, общественный выбор, т.е. демократия, проявлял себя лишь при установлении системы правления и тут же сам себя отменял. Более того, в Левиафане содержалась критика народов, которые благоговейно «подчиняются великим таинствам христианской религии, стоящим выше соображений разума»20. Многим такая позиция представлялась апологией атеизма, но сам Гоббс об этом предпочитал умалчивать.

Гоббс вел довольно опасную игру. Зимой 1651/52 года, вскоре после выхода книги, он отошел от общества роялистских эмигрантов и вернулся в Англию, где стремление к стабильности и миру под управлением лорда-протектора Кромвеля обеспечивало относительную политическую терпимость. Гоббс приобрел друзей среди приверженцев нового режима, которые смогли обеспечить ему вполне сносное существование вплоть до возвращения к власти Карла II в 1660 году. Роялистам, и старым, и новым, совершенно не нравилась политическая философия Гоббса, но еще сильнее они ненавидели его отношение к религии. Практически все, и особенно принадлежащие к англиканской церкви влиятельные роялисты, считали его атеистом, что могло бы закончиться тюремным заключением, если бы парламент принял предложенный в 1666 году специальный билль, приравнивающий ересь к уголовному преступлению. Эта угроза постоянно висела над Гоббсом до конца его дней, не помешав ему, впрочем, несмотря на многочисленные болезни, прожить еще десятилетия и умереть в почтенном возрасте — в 91 год.

Ни одна нация, конечно, не восприняла Левиафана в качестве руководства к действию. Более того, как пишет историк Ричард Олсон, «поскольку считалось, что теории Гоббса являются одновременно аморальными и революционными, их ненавидели и боялись все уважаемые общественные деятели»21. По мнению шотландского философа Дэвида Хьюма, «политические идеи Гоббса лишь оправдывают тиранию, а его этические воззрения пропагандируют крайнюю распущенность»22. Однако убедительность и сила аргументов Гоббса бросали вызов всем политическим философам. Они могли ненавидеть идеи Гоббса, но не могли игнорировать их.

Кроме этого, книга содержала важную идею о возможности научного подхода к явлениям политической жизни. Существовавшие ранее утопические сочинения на эту тему всегда были всего лишь декларациями, ценность которых определялась напористостью и убедительностью авторов. Все такие утопии сводились либо к оправданию существующего положения вещей, либо к описанию какого-то воображаемого автором общественного устройства без малейших попыток объяснить, как такие общественные системы могут быть созданы. В отличие от таких книг Левиафан хотя бы внешне являл собой продукт механистической науки. Книга не прославляла какое-то общественное устройство, а лишь предлагала выбор «наименьшего зла», являющегося единственной альтернативой жестокой и мрачной анархии.

Социальный контракт, предлагаемый Гоббсом, кажется на первый взгляд одним из первых образцов социальных теорий об «общественном договоре» типа тех, которые позднее были подробно разработаны Джоном Локком (1623-1704) и Жан-Жаком Руссо (1712-1778), однако в действительности идеи Гоббса скорее противоречат взглядам указанных авторов. Согласно Локку и Руссо, власть даруется правителю населением с обязательством служить избравшим его людям, однако, по Гоббсу, суть контракта заключается в том, что именно народ соглашается служить своему правителю. Для Гоббса главную опасность представляет анархия, а для Локка — злоупотребление властью, что заставляло его требовать введения специальных ограничений против абсолютизма.