— Ты что-то сказал? — спросил Большаков, искоса поглядев на него.

— Нет.

«Приехали, — усмехнулся Игорь. — Начинаю разговаривать сам с собой.» Он чуть высунул голову в боковое окно, подставив лицо бьющему наотмашь ветру. Жара в этот последний день июля стояла невыносимая. А мысли, словно осиный рой, неотступно следовал рядом, от него было нельзя избавиться, даже если твой друг выжмет предельную скорость.

Флинт, его товарищ и наставник, хотел создать криминальную империю с русским уклоном и пониманием православной Церковью. Причем пытался подчинить себе крупных российских евреев-олигархов, за что, судя по всему, и поплатился. Зарабатывать с их помощью деньги не удалось, да и вряд ли кому удастся. Там свой клан. Но когда его интересы пересеклись с Марком Лозовским, нынешним главным банкиром кремлевской Семьи, машину с Флинтом взорвали. Очевидно, люди такого уровня, как Флинт, не могут существовать вне силовых структур, иначе бы у них ничего не вышло. Шагу бы не дали ступить. Рано или поздно им приходится выбирать между взаимовыгодными контактами с высшими офицерами спецслужб и непрерывным прессингом в случае отказа от такого сотрудничества. А как бы он тогда в противном случае столь успешно боролся со «зверями»? Властям было выгодно это — наводить порядок его руками. К Кононову также, когда он достиг определенных «успехов» в своей деятельности, подкатывали из оперативных органов, спецур и прочих контор. Обещая обоюдовыгодное сотрудничество. Игорь присматривался, торопиться не спешил, тем более платить им деньги за «прикрытие». Хотя и не отказывался от личных контактов с местными ментами вроде капитана Евсеева. Решил так: лучше подождать, не светиться и ни в коем случае не искать никаких «выходов» самому. Всему свой срок, коли это станет неизбежным. Впрочем, у него и так было немало личных друзей в ФСБ, а здесь, в отличие от МВД, работали более толковые и менее продажные люди. По крайней мере, у них хоть сохранилось какое-то чувство боли за свою Родину Почему он сейчас вспомнил о Флинте? Может быть, потому, что идет его путем? Каллистратыч сегодня сказал, что наши русские князья, по сути своей, также были рэкетирами. Это уже много позже у них появилась какая-то идея, смысл, понятие централизации, чувство земли, почвы. Так и сейчас. Сначала грабили, разворовывали, а потом задумались. Вот, взять «южан». Для них Россия — не Родина, а оккупационная территория, чужая страна. Была бы возможность ходили бы гадить на Красную площадь. Демократов, с их новым мировым порядком, вся эта ситуация вполне устраивает. Опять же, разборки между горцами и русским криминалом — чем больше друг друга поубивают, тем лучше. Это — своеобразный буфер, «памперсы», прокладка, отделяющая власть от народа. «Зверь», грабящий Россию, гораздо удобней русского «авторитета». Тот, если не совсем дурак, в определенный момент говорит: «Стоп. Дальше разваливать нельзя, анархию надо прикрыть, да и людей жалко.» Загадочная русская душа явила в двадцатом веке такую степень предательства, омерзения, подлости, что страшно делается. Но в какой-то момент — это невозможно понять — она неожиданно бунтует, стряхивает с себя всю скверну и восстает против своих пришедших извне «благодетелей». Она очищается и находит спасительный для себя путь. Потому ее, даже, казалось бы подчинив себе, так боятся новые мудрецы-устроители… Ерунда, что преступник не имеет национальности — это очередная пропагандистская ложь. Грузины — они грузины и есть, чечены — чечены, а русские — русские. Человек, личность — он всегда и национальность! Ну а мелочь, шестерки, обкуренные наемники, шабесгои вот это и есть интернационал. То есть, дерьмо. Не зря многие «лаврушники» используют этот сброд, как туалетную бумагу, расходуемый материал. С их восточным умением «ссать в душу». Кстати, больше всего в разборках даже по официальной статистике гибнет именно русских. А высокопоставленные деятели, «выдающиеся» бизнесмены-певцы, артисты предпочитают общаться с горцами, подмявшими Россию под себя. Все будущие кандидаты в президенты, как на подбор — с ними. Либо с теми, у кого основное гражданство там, за бугром. И московский мэр, у которого эмиссары чеченцев спокойненько собирают дань на независимую Ичкерию, и генерал-страшилка из Сибири, предавший армию, и главный коммунист, и прочие. Даже усатый кинорежиссер, играющий в православные игры и псевдопатриотизм. Вот где настоящая мафия — мафия власти, связанная с финансовыми воротилами, международными проходимцами и спецурой всех стран. Вот это и есть «левые». А мы кто? Кто я? Ладно, будем делать свое, малое дело, шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Не так резко и стремительно, как Флинт. Кто устал — пусть отойдет в сторонку, отдохнет, не мешает идти дальше. Просто попутчики нам ни к чему. Они могут шагать с властьпридержащими, но те никогда не поймут своим скудным умом, что им неожиданно досталось самое большое и бесценное, что есть на земле Россия. А вот что с ней делать дальше — не знают. И разломать окончательно не могут, силенок не хватает. Не дается. И Америка ваша тоже не справится, сама скоро лопнет. Нет, Каллистратыч, я — правый. Правее меня только стенка.

— Приехали! — сказал Большаков, тормозя возле железных ворот воинской части.

— Тогда сигналь, — отозвался Игорь. — Медикаментозное лечение пора заканчивать, начинаем хирургическое вмешательство.

4

Примерно в это же время, только совсем в ином месте — на Петровско-Разумовском рынке, возле одного из торговых павильонов лениво прохаживался белобрысый, непритязательно одетый человек, с небольшим шрамом над верхней губой. Метрах в двадцати от него застыли два негра, рассматривая витрину. Они изучали полки со стиральным порошком уже минут десять, казалось, давно пора сделать выбор — чем полоскать носки и трусы, даже если они так и приехали в них из самой Африки. Михаил плюнул, потешаясь над их сосредоточенностью. У выхода из метро ему «передал» их Леша, а тому — Рябой, который ввел их от Мосфильмовской, от одного из иностранных общежитий. Но где точно остановились эти нигерийцы, было неизвестно, хотя пасти их начали полторы недели назад. Эти общежития — что муравейник, и все на одно лицо. Но еще хуже, если бы они оказались китайцами, тех Мишель вообще не смог бы отличить друг от друга даже под увеличительным стеклом. А может быть, они вообще прибыли в Москву нелегально и, скорее всего, так оно и было. Так что соваться в этот муравейник бессмысленно. Гораздо важнее то, где эти ребята держат привезенный товар? А товара, по оперативным данным, они привезли много. Точное количество неизвестно, но счет идет на килограммы. «Гаш» качественный, видимо, таджикский или афганский. Неделю назад Петро приобрел у них «кораблик», на пробу, образец проверили у химиков — все путем. Потом к ним направили Сержа, на переговоры, они вроде пошли навстречу, но вскоре заосторожничали: то ли убоялись его внушительной внешности и стриженого бобрика, то ли вышли на более широкого клиента. Серж отвалил, но стало ясно: по дозам они продавать товар не будут, хотят отдать все оптом. Пусть другие «черные» со спичечными коробками возятся, местные, с Кавказа. Черный черному рознь. Мишель усмехнулся, подумав, откуда вообще взялись эти негры? Шут их знает, раньше такого не было. Три дня назад наконец-то выяснилось, какого клиента-оптовика они выбрали. Или он сам их нашел — тоже непонятно. Но появился некий, чуть пузатый «нос», с характерной внешностью и белозубой улыбкой, лет сорока. Кто — неизвестно. Пробовали проследить, но он на своей машине растворился, словно в тумане. Судя по всему, птица высокого полета. Москву знает, но, скорее всего, из заезжих. Или авторитет, или работает под него. Уверенный, наглый, с замашками. С неграми у него контакт получился, они еще встречались два раза — здесь, на рынке, но пока не договорились. Все осторожничают, никому не хочется проиграть. Тут три варианта: или кавказец собирается их кинуть, забрав товар, или негры — его, хотя вряд ли. Или они сыграют партию по честному и все пройдет гладко. Но не до конца. Во всех трех вариантах выход Хмурого предстоит в последний момент. И этот момент надо не пропустить.