Вид через передние окна, прямо по курсу, производил отсюда должное впечатление. Поднявшийся на гребень очередной волны форштевень «Валгаллы» вдруг проваливался вниз, и белые потоки вспененной воды заливали верхнюю палубу далеко за высокий «V»-образный волнолом. Непривычному человеку в такие моменты казалось, что пароход больше вообще не выпрямиться, так и продолжит своё движение вниз и вниз, как подводная лодка, выполняющая маневр «срочное погружение».

А привычному – вполне ничего. В положенное время форштевень поднимается, стряхивая в шпигаты потоки воды и пены, судно всходит до середины корпуса (миделя, попросту говоря) на очередной гребень, будто бы балансирует так секунду-другую и снова соскальзывает, как санки с горки, прямо в глубокую, густо-бутылочного цвета ложбину. На удивление – почти беззвучно. Впрочем, это отсюда так кажется, а если рискнуть пробраться до самого волнолома, впечатление будет совсем другое. И грохот там такой, что от инфразвуковых колебаний внутренности начинают резонировать самым отвратительным образом.

– Красота! – со всей искренностью воскликнул Лихарев, пожалев, что в своё время попал в Пажеский, а не в Морской корпус. Всё могло бы сложиться иначе, и не пришлось бы Сталину прислуживать. Ушёл бы в двадцатом году с флотом в Бизерту, а там нашёл бы себе занятие «на морях и волнах». Не хуже Воронцова мог бы адмиралом стать, разве что не российского, а какого-нибудь другого флота.

– Возьми меня к себе старпомом, – неожиданно предложил он. – Или хоть старшим механиком. Тебе с твоими роботами тоскливо небось… И Наталье Андреевне в лице моей жены компаньонка будет.

– Скажем, ты о моей жизни не совсем верное представление имеешь. От одиночества мы тут особенно не страдаем. А тебе что, на берегу совсем надоело?

– А ты как думаешь? Меня всё же не на рантье учили. Я, по-твоему, зачем с Дайяной в разные авантюры пустился? Исключительно от скуки. Затем же по три раза в год на игорные дома мира набеги совершаю и на сафари в ЮАС и Кению мотаюсь…

– Так наймись к Катранджи в помощники – куда как весело станет. Особенно когда события начнутся. Он, думаю, возражать не станет.

– Я так понял, вы для меня уже работёнку подыскали, судя по сегодняшнему визиту юной дамы…

Два робота-вестовых тем временем споро, с мастерством официантов знаменитейших ресторанов выставили на столик приборы (малый обеденный набор), не спрашивая гостей (всё и так давно известно), принесли закуски – умеренно холодную водку, анчоусы и массу всяких иных морепродуктов, подходящие по сезону и вкусовой гамме овощи.

– А где же супруга? – удивился Валентин. – Желал бы, как говорится, предстать, лично засвидетельствовать и так далее…

– Успеешь ещё. Пока у нас тет-а-тет вроде бы. Давай, приступай, проголодался, наверное…

Что неоднократно отмечали все, кому приходилось пользоваться внепространственными переходами, – при каждом организм странным образом за короткие секунды, не производя никакой видимой работы, терял огромное количество энергии. Будто бы человек с полной солдатской выкладкой пробегал штурмполосу для бойцов спецназа. Внепространство, наверное, силы высасывало. Всего за секунды какие-то. А если чуть подзадержаться?

Вот и сейчас Лихарев, увидев накрытый стол, ощутил едва сдерживаемое желание немедленно начать поглощать белки, жиры и углеводы. В неумеренных количествах. Следует отметить, что гомеостат в данном случае совсем не помогал, скорее наоборот – подталкивал своего владельца к скорейшему пополнению дефицита жизненных сил. А вот в случае массированной потери крови, например, находил способ немедленного её устранения без участия хозяина. Из атмосферного воздуха и солнечного света. Парадоксы, парадоксы, куда от них денешься…

Но и от дворянского воспитания в корпусе тоже никуда не денешься, там юных пажей с восьми лет учили вести себя прилично в любых обстоятельствах, правильно есть, спать в определённой позе и тому подобное. Поэтому Лихарев ни единым жестом, даже мимикой не выдал своих истинных желаний, принялся выпивать и закусывать крайне сдержанно, не торопясь и понемногу.

– И всё же, Дмитрий Сергеевич, ты мне ответь, в чём необходимость столь срочного приставления ко мне охраны? Или – конвоя? В любом случае, стоило ли молодую даму гнать ни свет ни заря за сорок вёрст с вполне рядовым поручением? Я ж, как ни крути, подобными штучками начал заниматься задолго до рождения не только тебя, но и твоего папаши. Так что не темни. В чём, как говорится, суть и цена вопроса?

– Насчёт срочности – не совсем ко мне вопрос. Это, как я понимаю, не более чем накладка. Или, попросту – ефрейторский зазор. Сказано было, что пришла пора тебя к делу привлечь, поскольку обстоятельства того требуют, ну и «помощниками» снабдить немедленно, поелику времена грядут непростые и промедление на самом деле может оказаться смерти подобно. Это я говорил и за это отвечаю. А вот то, что Майя с ними лично поехала, – не знаю, со мной не согласовывали. Или Вадим что-то надумал, или её личная инициатива. Вдруг захотела с твоей женой без свидетельницы пообщаться? Или тебя на что-то раскрутить. Зная эту барышню – не исключаю…

– Не смею возражать. Война, до которой тамошние господа допрыгались, имеет все шансы перерасти в мировую. Мы-то в курсе, как оно бывает…

– Ну, такого мы точно не допустим, вопрос прорабатывается. Но вот проучить англичан, как мы в своё время шведов, чтоб лет на триста отбить охоту заниматься чем-нибудь, помимо розничной торговли, император Олег настроен категорически. И помешать ему крайне сложно, поскольку все козыри – у него. А на нашей стороне – только сила убеждения и абстрактный гуманизм.

– У вас – гуманизм? – рассмеялся Лихарев, несколько делано, впрочем. Поднял только что наполненную вестовым рюмку, сделал ею движение навстречу Воронцову. – Во что другое поверю охотно, только не в это. Другое дело – текущим планам «Братства» мировая война никак не соответствует, с этим соглашусь. Ребятишки ваши резвятся, вижу, но и у них на уме какой-то другой, наверняка ещё более грандиозный план. Они ж уже почти успели вообразить, что вы – старичьё и ретрограды, мыслите и изъясняетесь чуть не на языке Державина. И ты не столько помочь им хочешь с моим участием, как несколько притормозить. Ибо я, в отличие от вас, гуманистов, при необходимости и на роль пугала гожусь. Сталинский сатрап всё же, личный друг Ежова, Берии и Заковского…

– Насчёт Заковского – перебор. Секонд о нём и не слышал, а для Фёста он в тридцать восьмом расстрелян, то ли за дело, то ли за компанию. А в остальном – почти прав. Так за дурака тебя никто из нас и не держал. Не убили в своё время под горячую руку, значит, пора теперь пользу из своей сдержанности извлекать…

Пошутив таким образом, Воронцов сопроводил шутку хорошо в своё время знакомой и матросам, и комсоставу Средиземноморской эскадры и Северного морского пароходства усмешкой, много чего одновременно выражавшей. И в нескольких фразах обрисовал идею и способ воплощения операции «Мальтийский крест», в том варианте, что реализовывался Секондом при технической и психологической поддержке Фёста.