Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я думала, в гости пригласишь. Хотелось быпосмотреть, как живёт романтический грузчик.
– Не приглашу. У меня не прибрано, – пробурчалсебе под нос Клим и нахмурил брови.
Остановившись у станции метро, я взглянула на Клима и тяжеловздохнула:
– Ну тогда выходи.
Клим взял меня за руку и слегка её сжал:
– Я позвоню.
– Позвони, – с надрывом в голосе произнесла я и,достав диск из автомагнитолы, протянула его Климу.
– Возьми. Будешь слушать и меня вспоминать. Хотя утебя, наверное, и магнитофона-то нет.
– Я найду, на чём его можно будет воспроизвести. –Клим сунул диск в карман и открыл дверь.
Как только он вышел из машины и пошёл в направлении метро,раздался звонок мобильного. Сняв трубку, я услышала голос Клима:
– Марина, это я. Видишь, я у подземного перехода стою имашу тебе рукой?
– Вижу.
Я посмотрела на машущего мне Клима и послала ему воздушныйпоцелуй.
– А я решил проверить, верный ли ты мне дала номер.
– Проверил?
– Ну да. Мне стало намного спокойнее. Да и тебяхотелось услышать. Уже соскучился.
После того как мы с Климом пожелали друг другу хорошего дняи закончили разговор, я надавила на газ и ощутила на глазах слёзы…
Дверь открыла Лизкина мать и тут же принялась здороваться собрадовавшимся Лордом.
Навстречу мне выехала в инвалидной коляске Лизка ирасплылась в улыбке. Она раскрыла мне дружеские объятия, я наклонилась, и мырасцеловались. Лорд прислонился к колёсам инвалидной коляски и весело залаял.
– Ну ты как? – спросила я, отметив про себя, чтоЛизка сделала модную стрижку. – Хорошеешь прямо на глазах.
– Да я позвала домой парикмахера, покрасила волосы иподстриглась.
– Красавица!
Лизкина мать пошла готовить обед и, закрыв дверь в комнату,оставила нас наедине.
– Тебе и вправду нравится? – как-то недоверчивоспросила подруга.
– Я же говорю, супер!
– Просто захотелось хоть что-то в себе поменять. Я тутподумала, что даже если у меня ноги не действуют, то это не повод совсемопускать руки.
– Умничка! Так держать! Я очень рада твоему позитивномунастроению.
– Эх, если бы ещё тот, кто там, наверху, сжалился и далмне возможность ходить…
Я отвела взгляд – я знала, что это самая больная для Лизкитема. Она могла говорить про это часами, и моё сердце разрывалось от боли. Моябеспомощность просто меня убивала, и временами я ненавидела себя за то, чтодействительно ничего не могу сделать. По показаниям врачей, Лизка никогда несможет ходить, но как-то в Москву приехали американские специалисты, и япоспешила показать им Лизку: они сказали, что у неё есть шанс, но для этоготребуется чрезвычайно сложная операция и последующая реабилитация в оченьдорогой американской клинике. Несмотря на то что они не давали никакой гарантиина успешный исход и полное выздоровление, мы с Лизкой мечтали найти деньги налечение, ведь надежда умирает последней.
Лизка после этого заключения стала менее депрессивной, а веё глазах вновь появился хоть слабый, но всё же огонёк оптимизма.
– Лизка, я обязательно найду деньги тебе на операцию.
Лизка прятала слёзы. Она жила с матерью в маленькойквартирке довольно скромно и, наверное, понимала, что и мне подобных денегникогда не собрать, но не показывала вида. В глубине души она всё же верила вчудо… И эта вера давала мне силы.
Мы дружили с Лизкой лет пять, но мне казалось, что я знаю еёвсю жизнь. Помню, как мы, две такие уверенные в себе и незакомплексованныекрасавицы, танцевали на барной стойке и вызвали бурные аплодисменты окружающих.Лизка была настолько пластичной и грациозной, что в танце ей не было равных;если рядом с ней поставить двадцать профессиональных балерин, всё внимание всёравно будет приковано к ней. Она всегда поражала меня своей энергией и неуёмнымжеланием всего добиться. Лизка была готова испить самую горькую чашу до дна,лишь бы потом получить весь мир.
После аварии мы долго спорили, что же лучше: умереть иостаться в памяти окружающих молодой и красивой либо ЖИТЬ, дышать, чувствовать,пусть даже и в инвалидной коляске. Лизка склонялась к первому варианту, а я ковторому. С момента болезни её сумасшедшая любовь к жизни таяла на глазах, итолько заключение американских врачей смогло ее вернуть.
– Маринка, а ты-то сама как? – Вальяжноразвалившийся Лорд вызвал у Лизки улыбку.
– Лизунь, мне кажется, я влюбилась! – выпалила я,ощутив, как у меня перехватило дыхание.
– Ты это серьёзно?
– Сама пока не знаю. В любом случае, я гоню от себя эточувство. Мне нельзя…
– Конечно нельзя. – Лизкин взгляд стал испуганными глубоко несчастным. – Кто он?
– Романтический грузчик, живущий в подвальномпомещении.
– Марин, ну я тебя серьёзно спрашиваю.
– А я серьёзно тебе отвечаю.
Стараясь быстрее утолить Лизкино любопытство, я рассказалаей историю наших отношений с Климом и по мере повествования видела, как наЛизкином лице появляется всё большее и большее недоумение.
– Вот собственно и всё.
Лизка молчала и смотрела на меня, открыв рот.
– Лиза, ну скажи хоть что-нибудь.
– Ну что тебе сказать, ты и так всё знаешь.
– Знаю. Но я не пойму, почему со мной подобноепроизошло.
– А тут и понимать нечего. Одичала ты уже в своём лесудо такой степени, что на грузчика кидаешься, как собака на кость.
– Ты думаешь, лес виноват?
– Конечно. Ты туда уезжаешь, а у меня так душа болит,что ты себе не представляешь. Никогда не знаю, вернёшься ты или нет. Тебе отэтого леса бежать нужно, как от проказы. Опасно там. Охотников ни с того ни с сегоубивают, ты влюбляешься в первого попавшегося грузчика.
– Лиза, эта тема не обсуждается. Ты же знаешь, какмного значит для меня лес.
– Знаю, – грустно ответила Лизка. – Агрузчика этого ты гони. Не нужен он тебе.
– Это не важно, кем он работает. Просто от него идёттепло и с ним так уютно…