Sciant presentes et future quod ego…

Орудуя в темноте своей палкой, я озадаченно наморщил лоб, погрузившись в размышления. «Да ведают все в настоящем и будущем…» — что ведают? Когда мы взобрались по лестнице, я обнаружил, что думаю не столько о множестве документов, которые подсовывали мне под нос, сколько о том таинственном новом пергаменте, промелькнувшем среди прочих бумаг в гробу, о том документе с обрезанным краем, ведь он, как кусок составной картинки-загадки, вероятно, должен был иметь ответную часть, вторую часть пергамента, которую от него так аккуратно отделили. Подозревал ли я тогда, что он может оказаться частью еще более сложной картинки-загадки, чьи недостающие фрагменты мне еще предстоит узнать и обнаружить? Или только сейчас, задним числом, я вспоминаю все это так четко?

Когда мы выбрались из подвала, грудь моя свистела и булькала, как чайник, и я еле-еле тащился по лестнице, шумно шаркая косолапой ногой. Скривившись от досады, я порадовался темноте. Но леди Марчмонт, повернув лицо в мою сторону, шагала на две ступеньки выше и, казалось, не замечала производимого мною шума. По дороге наверх она рассказывала о некоторых деталях службы ее отца у Рудольфа II, великого «императора-чародея», чей дворец в Праге был полон астрологов, алхимиков, причудливых изобретений — и книг, которых там были десятки тысяч. Сэр Амброз, утверждала она, сделал довольно много приобретений для этой императорской коллекции. Ибо где бы ни умирал какой-нибудь состоятельный дворянин или ученый в пределах империи, — от Тосканы на юге до Клеве на западе, и до Лужиц или Силезии на востоке, — ее отец отправлялся в путь по потрепанному лоскутному одеялу княжеств и прочих имперских вотчин, дабы приобрести для императора самые значительные и впечатляющие предметы из их наследства: картины, мраморные скульптуры, часы, драгоценные камни, новые открытия или изобретения в любой области и конечно же библиотеки, особенно если в них имелись тома по алхимии и другим оккультным наукам, к которым Рудольф относился с особой любовью. Из таких экспедиций, похвалилась она, ее отец редко возвращался разочарованным.

— Только за один год ему удалось договориться о покупке библиотек Бенедикта из Рихновы и австрийского дворянина Антона Шварца фон Штайнера. — Она перевела дух и повернулась ко мне. — Наверное, вы слышали об этих коллекциях?

Я отрицательно покачал головой. Мы достигли вершины лестницы. Покрытый плитками пол, казалось, раскачивался у меня под ногами, точно палуба идущего ко дну корабля. Леди Марчмонт распахнула передо мной дверь, и я проковылял вперед, следуя за собственной тенью. Бенедикт из Рихновы? Антон Шварц? Очевидно, я еще многого не знал в данной области.

— Каждая библиотека насчитывала более десяти тысяч томов, — доносился ее голос из полумрака за моей спиной. — Среди прочих сокровищ имелись алхимический трактат Рупесциссы и Роджер Бэкон в издании Фине. Кроме того, еще и манускрипты по астрологии Альбумазара и Сакробоско. Большинство книг отправились в Императорскую библиотеку в Вене, где их должен был внести в каталог Гуго Блотиус, Hofbibliothekar[11], но некоторые отвезли в Прагу на просмотр Его Превосходительству. Нелегкое дельце. Книги перевозили по горным дорогам и через богемские леса в специальных, запряженных мулами повозках и фургонах на рессорах — новым изобретением тех дней. Щелястые деревянные ящики с книгами законопачивали и смолили, точно корпуса военных кораблей, а потом еще заворачивали в два слоя пропитанной танином парусины. Наверное, потрясающее было зрелище. Такой караван занимал на дороге почти целую милю, причем все книги укладывались еще и в строго алфавитном порядке.

Ее голос отражался от невыразительных голых стен. Слова казались заученными, словно она рассказывала эту историю уже много раз. Я припомнил богатое собрание сочинений по оккультным наукам в библиотеке ее отца и подумал, не связаны ли здешние книги каким-то образом с коллекцией Бенедикта из Рихновы или Антона Шварца, а может, и самого «императора-чародея».

Мы шли теперь рядом, быстро проходя обратно по лабиринту коридоров, — насколько я представлял себе — в направлении библиотеки. Одно неизвестно, этим ли путем шли мы полчаса назад. Все слуги, даже Финеас, словно куда-то исчезли. Мне пришло в голову, что два человека или даже полдюжины людей могут спокойно жить в Понтифик-Холле, занимаясь своими делами, и целыми днями не встречаться друг с другом.

Внезапно ее рассказ прервался.

— Дорогой господин Инчболд…

Я хрипел и пыхтел из последних сил, стараясь не отставать от нее. А сейчас едва не столкнулся с ней, поскольку она вдруг остановилась посередине коридора.

— Дорогой господин Инчболд, я слишком долго пользовалась вашим добродушием. Должно быть, вы спрашиваете себя — зачем я рассказываю вам все эти вещи. Зачем показала библиотеку, описи, грамоты…

Я распрямился и обнаружил, что не моту поймать ее взгляд.

— Что ж, леди Марчмонт, должен признаться…

— О, прошу вас… — прервала она меня, подняв руку. — Алетия. Надеюсь, мы обойдемся без церемоний.

Ее просьба прозвучала скорее как приказ. Я молча согласился: с титулом или без него, она все равно выше меня по положению. Ведь титул — всего лишь слово и ничего не меняет.

— Алетия, — я произнес ее странное имя с осторожностью, как дегустатор, пробующий новое экзотическое блюдо.

Она пошла дальше, правда уже помедленнее, толстые подошвы ее ботинок шаркали по плиткам пола. Мы свернули налево, в другой, более длинный коридор.

— В сущности, мне хотелось, чтобы вы хоть немного представили себе, каким был когда-то Понтифик-Холл. Может быть, у вас уже сложилось определенное представление? Вообразите фрески, гобелены… — Легко и непринужденно, точно фокусник, она взмахивала рукой, показывая на голые стены и в глубину уходящего вдаль коридора. Тупо щурясь в темноте, я был не в состоянии ничего вообразить. — Но главное, — продолжала она понизив голос, — я хотела, чтобы вы поняли, каким человеком был мой отец.

Мы подошли к библиотеке, в которой уже царила полнейшая темнота. Прикосновение ее руки вновь заставило меня вздрогнуть. Поворачиваясь, я увидел в зрачках ее близко посаженных глаз два крошечных пляшущих огонька, порожденные светом лампы. Я нервно отвел взгляд. В данный момент сэр Амброз казался мне еще более невообразимым, чем его разграбленные владения.

— У меня нет мужа, нет детей, не осталось в живых никого из родственников. — Ее голос упал до шепота. — У меня почти ничего не осталось. Но я живу сейчас лишь одной мыслью, одной мечтой. Понимаете, господин Инчболд, я хочу вернуть Понтифик-Холлу его былое величие. Восстановить все в точности до малейших деталей. — Выпустив на свободу мое плечо, она вновь махнула рукой в темную, необитаемую пустоту. — Да, до малейших деталей, — повторила она с особым нажимом. — Мебель, картины, сады, оранжерею…

— И библиотеку, — закончил я, думая об испорченных и пылящихся на полу книгах.