головой. Задача стояла ясно: любыми способами навести порядок, поставить дисциплину, отслеживать результаты расхлябанных и разнузданных парней, думающих только о себе, сделать из них команду, дать им понять, как нужно настраиваться и бороться. Несогласных следовало подавить. Или, как я интерпретировал это, «убедить». Спору нет, я хорошо продвинулся: Митяев, Глыба, Кошкарский, Вольский (с последним, конечно, жуткий перегиб вышел). Объемное досье на каждого со всей подноготной я перегибом не считал — это, скорее, необходимость. Мне интересно выяснять, выслеживать, вживаться в роль, которую я играл для них и для себя самого. Но я с каждым разом все сильнее осознавал, что это лишь спектакль. Команда оставалась командой, и перевес, благодаря моей работе с отдельными людьми, пока не превосходил всеобщего мнения о том, что я враг и от меня нужно избавиться. Когда мы жестили, стремительно росли показатели, побед прибавилось, как и борьбы, как и конкуренции внутри коллектива. Пацаны стали дисциплинированны, мотивированны, стали покорнее. Едиными стали, наверное, в общем порыве сопротивления мне и моим методам. Тоже результат. Но какой ценой? Мне оставалось продолжать в том же духе — закрыться панцирем строгого, неадекватного, ненормального циника-мизантропа и попирать приличие и здравый смысл в работе с хоккеистами. Стоило ли об этом размышлять сейчас? Неужто я посмел размякнуть, будто сухарик в бульоне? «Заигрался, Петь!» Кто так сказал? Арсений? А ведь к этому невозможно привыкнуть, но мне нравится, ибо хоть где-то я имею вес, власть какую-никакую. Играя в неуравновешенного сатрапа, я стал превращаться в него в реальности. Пока отвлекался грязной работенкой, которую тренер делать не хотел либо просто-напросто не успевал…», — мы чересчур заговорились — не время поддаваться унынию из-за собственного желания выделиться. К тому же сейчас, кажется, будет остановка.

Остановились в Степном (на середине пути между Магнитогорском и Челябинском), чтобы размяться, перекусить и хлебнуть согревающего кофейка.

Пока тренер полетел в сортир, а я оглядывал бескрайние заснеженные поля, раскинувшиеся вокруг автостанции, хоккеисты незаметно сбились в кучку в одной из столовок.

— Говорю вам, все накрылось, — переживал Мухин — ему прямо-таки не терпится пуститься во все тяжкие. Остальные сохраняли внешнее спокойствие.

— Надо бы спросить у Волчина успокоительные таблеточки, которые он принимает, — шепнул Короткову Богатырев. — И Мухину предложить.

— Еще кто-нибудь задумает посеять панику, — злобно высказался Митяев, — того я в асфальт закатаю.

— Я тебе помогу, — поддержал Бречкин.

— Вы оба хороши, — вставил Волчин, — кто ж зимой асфальт кладет?

— Известно кто — российские дорожники. И в дождь, и в снег. Так что все нормально, — хохотнул Брадобреев.

— А знаете, Арсен вчера дело сказал, — начал Сергей Смурин, взяв пару пирожков в буфете.

— И в чем именно оно заключается? — поинтересовался Абдуллин.

— Что твоя мама за тебя учится в шараге! — вставил Кошкарский с ухмылкой до ушей.

— Нет. В том, что нужно действовать просто и ничего не выдумывать, — продолжил Смурин.

— Будто он когда-то поступал нестандартно, — выразил недоверие Зленко.

— Ты считаешь меня скучным?! Пойдем-ка выйдем, — демонстративно похрустел костяшками на пальцах Митяев.

— И какой же у тебя план? — спросил Соловьев.

— Надо просто взять его с собой, — предложил Смурин.

Все замолчали.

— Кого?

Елизарова — с собой. С собой — Елизарова. В голове не укладывается.

— Да вы рехнулись. Оба! — воскликнул Леша Бречкин.

— Я вижу его насквозь, — продолжал гнуть свою линию Смурин. — Все, что нам нужно сделать — это предложить ему выпить, расслабиться, повеселиться, поглазеть на баб…

— Прошу — остановись, — даже фантазер Брадобреев не мог представить себе такого расклада.

— …А уже потом, — Смурин загадочно улыбнулся, — мы предоставлены самим себе.

— Ты, Серега, до этой части наших вечеринок обычно живым не добираешься, — хвастливо отметил Чибриков.

— Думаешь, прокатит? — задумался Кошкарский.

— К гадалке не ходи, — заверил Смурин.

— Напоминает сюжет какой-то тупой комедии, где двоечники набухивают ботанов, — скептически отнесся к предложению Патрушев.

— В серой жизни таких экземпляров, как он, огонька-то как раз и не хватает. Все, что мы запланировали, ему и не снилось, — убеждал одноклубников Смурин. — Арс, чего скажешь?

Митяев задумался:

— Отчасти ты прав.

— Вы полынь, что ли, курите?! — считал затею глупой Филиппов. — Ха-ха, хотел бы я посмотреть на того смельчака, кто предложит Пете такое.

— А если он откажется, но отпустит нас в благодарность за предложение, которое ему никогда никто не делал?

— Так делать не стоит, — решительно хлопнул ладонью по столу Митяев.

«Лучше я проделаю это сам. И в другой раз», — идея ему приглянулась.

17-й номер продолжил:

— К этой работе он относится очень серьезно. Даже если ему реально нужны такие развлечения, даже если он очень захочет, все равно не пойдет на такое. Знаете, какой кондратий его хватит. Да и таких слов никому из нас не подобрать. Рано ему пока… В данный момент он с удовольствием заложит нас Степанчуку, — констатировал Митяев.

— Но попытка не…

— Никаких попыток!

— А чего это ты раскомандовался?! Ты кто здесь?!

— Я тот самый человек, который лучше всего знает, с кем мы столкнулись. А если кто-то хочет поэкспериментировать — пожалуйста! Но если я не схожу в клубешник в Челике, то этот человек, кто нас предаст, будет отвечать передо мной по всей строгости. И я уверен, что так же думают все здесь присутствующие. Я не прав?

Все промолчали.

— Вы даже представить не можете, насколько это странный, догадливый и принципиальный человек, — продолжил Митяев.

— Да в жопу! Какие у очкастого могут быть принципы?! — терял терпение Бречкин.

— Знаешь, в чем сложность, Леха? — спокойно отвечал Арсений. — Эти принципы нам, наверное, не понять никогда. Как и этого человека. Я, кажется, чего-то начал понимать, когда стал тесно с ним общаться в школе. В людях я, безусловно, шарю, но даже это неподвластно моему пониманию. Многое для него не так, как для нас. И наоборот.

— Да уж, в изложении материала тебе нет равных, — саркастически заявил Волчин.

— Пора идти, — напомнил Пирогов.

Позже в автобусе, мчавшемся по заснеженной трассе дальше, разговор продолжился:

— У нас явно дефицит идей, братва, — констатировал Вова Шабашкин.

— У меня идеи появляются, когда я бухаю, — заявил Брадобреев.

— А как же игры? — спросил Гайтанов. — Там же выдумывать надо.

— Это другое, — капризно ответил Паша.

— Только вот идеи нужны сейчас, — вздохнул Никита Глыба.

— Так ведь у нас же есть в багажнике, — осенило Павлика.

— Заткнись на хрен! Ты совсем идиот? На хуя так орать? — процедил сквозь зубы Чибриков.

— Я еще и не орал толком.

— Тихо, — шикнул Малкин. — Мы так палимся, что он уже обо всем просек.

— Надо же что-то делать, — вернулся к актуальной теме Зеленцов.

— Если сваливать из гостиницы незаметно, это заведомо проигрыш —