И жалел теперь, что не сдержал слово. Обещание он нарушил, надеясь, что это вернет ее, когда она поймет: он опять принялся играть из-за того, как она с ним обращается. В итоге сам же и напоролся. Он понимал, что это глупо, но, глядя, как слабак Восс не дрогнув жмет на курок, он почувствовал, что облажался. Две ночи подряд он не спал, и как тут заснешь, если этот гребаный парень поднял ставку до предела, когда следующий шаг – оставить в барабане одну настоящую пулю, и тогда они посмотрят, кто и чего реально стоит. В нем крепла уверенность в необходимости этого жуткого шага, и отчасти он был этому рад. Другая же его часть, та, что не давала заснуть в ночи, была напугана, и, возможно, даже больше, чем испугавшийся до смерти гомик из Фэрхейвена со своими липовыми головными болями. Но с другой стороны, рассуждал Зак, пробираясь бесшумно по лужайке к крыльцу, может, в этом доме хранится что-то такое, чего Джон Восс боится больше любого оружия.

У самого крыльца нога провалилась во что-то мягкое, и он резко подался вперед, чтобы не упасть, а подавшись, наткнулся на какой-то железный прут, торчавший из земли. Еще чуть-чуть – и он бы рухнул на этот штырь. Голень жгло, и под порванными джинсами он чувствовал теплую кровь.

Сперва он подумал, что ступил в темноте в яму для игры в подкову, но затем обнаружил толстую цепь, пристегнутую к верхушке штыря, и на другом ее конце вполне могла оказаться большая собака – во дворе или в доме. Мысль о возможном наличии злобного пса до сих пор не приходила Заку в голову. Не успел он подумать, что его план вырисовывается слишком стремным, как скользнул подошвой по чему-то гладкому и подобрал с земли, вопреки всем законам вероятности, именно то, что ему было нужно на случай, если собака существует, – бейсбольную биту.

Он поднялся на крыльцо, стараясь ступать как можно тише, верхняя ступенька скрипнула, и Зак съежился в предчувствии раскатистого лая, но ничего не последовало. Он помедлил у двери, прислушиваясь, но в доме было абсолютно тихо, и спустя минуту Зак, прислонив биту к стене, вынул из кармана связку ключей, открывающих, как любил похвастаться его отец, любую дверь в графстве Декстер.

* * *

Минут через пять Джастин Диббл решил, что совет, данный его другом, пусть и в шутку, не такая уж плохая идея, и, расстегнув ширинку, принялся за дело. Процесс занял некоторое время, к тому же Джастину пришлось прерваться, когда автомобиль, направлявшийся в Фэрхейвен, замедлил ход, поравнявшись с припаркованным в глубокой тени красным “камаро”, но затем опять прибавил скорости. Джастин едва успел закончить, когда услыхал шум и увидел темную фигуру, бежавшую рысцой по лужайке; он торопливо привел себя в порядок, прежде чем из-за сосен появился Зак. Джастин боялся, что его друг догадается, чем он тут занимался, и зря. Мыслями Зак явно переключился на что-то другое, и даже в мутном свете луны было видно, как горят от возбуждения его глаза.

Но сказал он лишь:

– Это ТАК НА ХРЕН ЗДОРОВО!

Тик узнала кое-что интересное о миссис Роудриг. Например, ее любимый художник – Билл Тейлор, у которого есть своя передача на местном канале под названием “Рисование для релаксации”. Тейлор специализируется на старых весельных лодках и скалистых берегах штата Мэн, и на большинстве его картин обычно присутствует и то и другое. Поразительно, но он умудряется нарисовать картину целиком, от начала и до конца, всего за час отведенного ему на ТВ времени, а когда он пишет с натуры, а не с фотографии или открытки, он вдобавок тратит какое-то время, чтобы установить мольберт. Работать он предпочитает с акварелью, честно признаваясь, что масло замедляет процесс. Он всегда держит наготове портативный фен для волос, чтобы подсушивать свеженаложенную краску ради экономии драгоценных секунд.

По правде говоря, Тик нравится смотреть по телику, как работает Тейлор, и она не может не восторгаться тем, как он, по его собственному выражению, “атакует холст”, – она понимает: ей есть чему у него поучиться. Если у нее мазки робкие и часто боязливые, кисть Билла Тейлора, похоже, никогда его не огорчает и даже не пробуждает сомнений. Тик кажется, будто его рука, запястье, ладонь, пальцы – все вместе продолжение его глаза либо его воли. Когда Тейлор все же ошибается, он лишь говорит, хохотнув: “Ничего страшного. Мы разберемся с этим попозже”, и можете не сомневаться, этот разберется.

Тик знает, что ей еще предстоит раскрыть множество секретов, и она ждет не дождется того дня, когда освоит десятки приемов, волшебным образом трансформирующих ошибки в удачу. Но больше всего ей хотелось бы перенять манеру поведения Тейлора. Ибо ничто в ее жизненном опыте не предполагает, что ошибки могут исправляться сами собой, постепенно, со временем, и, уж конечно, не в течение часа. Куда чаще ошибки вызывают оправданную тревогу, будучи наиболее неистребимыми на ее холсте.

К примеру, она совершила ошибку, снова подружившись с Заком Минти, неверно оценив ситуацию отчасти потому, что Зак уверял ее, будто он изменился; впрочем, он действительно изменился – к худшему. Зак всегда обладал страшноватым свойством внезапно воспламеняться, чтобы спустя какое-то время прийти в крайнее и отталкивающее возбуждение, и, кажется, Тик единственная, кто замечает разницу. Еще одна ошибка – Джон Восс, хотя идея подружиться с ним принадлежала не ей, но директору школы. В некотором смысле Джон – прямая противоположность Заку, парень, чье крошечное пламя едва мерцает из-за недостатка кислорода. Сперва работа в “Имперском гриле” и их совместные трапезы в обеденный перерыв вроде бы шли ему на пользу, но в последние несколько дней он напряжен, мрачен и замкнут даже в большей степени, чем раньше. В нем осталось так мало признаков жизни, что Тик боится поднять на него глаза на уроке рисования – а вдруг окажется, что он уже не дышит.

С этими двумя и Кэндис, которая обычно доводит ее до бешенства, Тик и думать не хочет, какой была бы ее жизнь, если бы Донни не написал ей, не прислал свой электронный адрес либо если бы она не уговорила Уолта – для чего ей пришлось в конце концов вести себя прилично по отношению к нему – подключиться к серверу. Меньше чем через неделю она снова встретится с Донни, и от этой мысли у нее перехватывает дыхание, а счастье наполняет ее всю целиком, и требуется прилагать максимум усилий, чтобы скрыть свое состояние от друзей. Любовь – это ощущение именно такого счастья.

Она подозревает, но хотела бы знать точно, не влюблена ли миссис Роудриг в Билла Тейлора. Тик видела мужа миссис Роудриг, его тоже зовут Билл, и похож он на оживший шар для боулинга. Их брак получился столь удачным, рассказывает миссис Роудриг любому, кто пожелает слушать, по той причине, что оба глубоко веруют в Господа нашего, но Тик кажется, что миссис Р. втайне пылает страстью к Биллу Тейлору – высокому, стройному и не лишенному обаяния обладателю шапки густых непокорных волос. Тик он напоминает его собственную кисть, и не сожалеет ли миссис Роудриг, думает Тик, что удовольствовалась шаром для боулинга, когда совсем рядом, на побережье штата Мэн, обитает привлекательная кисть для рисования. Если так, то она совершила ошибку, которая не исправила саму себя на протяжении многих, многих лет.