Хоть бы, говнюк, делал бы это где-нибудь в другом месте! – терзался тогда хозяин помещения.

Наступили летние дни. Платон первым отгулял, вернее с удовольствием отработал на даче, большую часть своего отпуска, и прибыл на работу.

Первой обрадовалась его появлению Надежа Сергеевна.

Она попыталась что-то выяснить по поводу его отдыха, но не получилось.

– «Ну, как! Разрешение на фасовку готово?» – сразу перехватил Платон инициативу, переводя разговор на производственную тему.

– «Пока нет, ещё готовят!».

– «Что-то долго? Наверно пишут по слогам?!» – начал он, возможно коллегами подзабытую в его отсутствие, предпроизводственную юмористическую разминку.

В начатую Платоном тренировку включилась и Надежда Сергеевна:

– «Я на днях говорю мужу: Андрюсик, а у меня стимул появился! А он мне в ответ: А как его зовут?!».

Тут же зазвонил телефон. Видимо до сих пор не потерявший своего боевого настроя, Андрюсик оказался лёгок на помине:

– «Да, здорова! Всё в порядке!..».

– «А чего ты хотел?..».

– «Подорвать моё здоровье?!».

Тут уж вмешался и Гудин со своим кроватным юмором. Он вызвал Надежду на откровения по поводу её прошлых, молодых дел и похождений, и подловил её. На информацию, что в их студенческом общежитии спальные места были удобными и широкими, Иван Гаврилович многозначительно поинтересовался:

– «А кровати не скрипели?».

– «Нет! У нас кровати были деревянными, крепкими!» – не поняв подвоха, уточнила Надежда.

Однако, в отличие от Надежды и Алексея, как всегда всему и вся завидовавший Гудин, встретил Платона пока молча и настороженно, видимо увидев, что он уже с утра отоварился к обеду и положил в холодильник ещё и мороженое.

Когда же Платон в обед вкусил долгожданный хрустящий стаканчик, малоумный, в присутствии зрителя Алексея, не смог удержаться от привычного своего выступления с обязательным оскорблением:

– «Ну, ты, как всегда, жрёшь своё мороженное!».

– «Не жру, а ем!».

– «И ангины не боишься!

– «А чего вагину бояться?!» – успел вставить ему в пику Платон.

– «И никакая зараза не берёт!» – продолжил хамить не расслышавший подвоха Гудин.

– «Даже Гаврилыч!» – снова схохмил Платон, успев перебить Алексея, у которого с губ чуть не слетело более увесистое:

– «…в рот!».

В один из летних дней Платон задержался в офисе один. Ему было поручено дожидаться приезда за товаром Ольги Борисовны – врача одного из подмосковных санаториев. Однако та припозднилась почти на полтора часа, хотя вполне могла бы и подгадать приехать до окончания рабочего дня.

Возможно, что всё это было специально подстроено Надеждой – предположил Платон.

И вот в открытую дверь кабинета впорхнула, словно белая птица, эта самая Ольга Борисовна.

Поздоровавшись, она бросила – я сейчас, и скрылась в туалете. По интенсивно-громкому журчанию можно было догадаться о перенесённых терпеливой женщиной муках.

Вернувшись в офис, Ольга встала напротив нелюбезно всё ещё сидящего за столом Платона и низко наклонилась к нему с надуманным вопросом, скорее всего специально оголяя и демонстрируя ему свои вольные груди, смачно свисавшие в глубоком декольте её белоснежной сорочки на голом теле, словно всем своим видом говоря: ну, вот, я пришла! Я готова! Я твоя!

Платон невольно оценил её груди, как наиболее распространённые у нормальных, чуть худощавых женщин, средние между le sein и la mamelle по его почти забытой французской классификации.

Вот именно сейчас мне надобно бы встать и забраться туда своей правой пятернёй, схватившись за её левую сизочку, с каким-нибудь циничным, лицемерным вопросом, одновременно взяв её за космы на затылке левой пятернёй.

А затем, притянув к себе, слиться с нею в страстном поцелуе.

А потом выйти из-за стола, не отпуская правую руку, и левой пятернёй проводя снизу вверх по бедру, задрать ей подол аж до сисек.

Не удивлюсь, если окажется, что она ещё и без трусов – прокрутив в голове эти эротические кадры, сделал обоснованный вывод Платон.

Он тут же почувствовал, как ниже его ватерлинии зашевелилось и его подсознание.

Конечно, если бы я был холостой, или голодный, то сейчас здесь бы её и поимел. Во всяком случае, попытался бы. А так? Зачем? Это что? Похоть? Проблем наживёшь больше, чем получишь удовольствия! Да ну её на фиг, эту Ольгу Борисовну! Раньше надо было решаться! А сейчас я уже давно остыл.

Особенно после информации Надежды, что у этой Ольги есть любовник в санатории, её же начальник, который, кстати, часто её же и сопровождал в поездках к нам в офис. Может и сейчас он сидит на улице за рулём иномарки?! – продолжал размышлять про себя Платон, принимая окончательно решение.

– «А вон Ваша коробка с чаями! С Вас…» – начал, было, Платон.

– «Да, я знаю, мне Надежда Сергеевна говорила!» – быстро заткнула она рот непутёвому недотёпе.

С этими словами Ольга Борисовна повернулась к Платону спиной, всё ещё продолжая одёргивать такую же белую, короткую, как у молоденькой пацанки, юбчонку, наклоняясь над низким диваном, якобы с целью проверить неоднократно перепроверенное содержимое коробки.

При этом естественно ещё выше оголилась тыльная сторона ещё нетронутых загаром её белых бёдер.

Эх, сейчас бы встать из-за стола и начать искать на полу около её ног, например, потерянную скрепку, в самый ответственный момент, подняв свой взор вверх к её заветному месту! – пронеслась у Платона шальная мысль.

Или подойти к ней и, положив руку на талию, также наклониться, якобы пересчитывая товар. Затем неспешно провести горячей пятернёй по ягодице вниз, до контакта с голым телом, и, якобы испугавшись оного, спрятать кисть руки обратно, но уже под подол, между ног, до нового контакта с таким же горячим, но наверняка ещё и влажным! – изощрялся он в своих мечтаниях.

Нет, надо завязывать с этим! А то ещё докатишься до адюльтера! – опять принял он окончательное решение.

В этот момент, так и не дождавшись ожидаемого, Ольга Борисовна вынуждена была распрямить свою притомившуюся без нагрузки и ласк спину, полностью выпрямиться и обернуться, с укоризной и лёгким раздражением взглянув на Платона.

В конце концов, сколько же можно стоять так, полураком, по нескольку раз, якобы, рассматривая товар в коробке?! Поди, и ноги уже устали от напряжения?! – мелькало в сознании Платона.

Однако он успел отвести свой любопытствующий взгляд в сторону, судорожно схватив телефонную трубку, и начав нарочно набирать на клавишах произвольный номер.