полез в ящик своего стола и сделал то, чего я не ожидала. Сукин сын надел сексуальные очки для чтения.

Казалось, что вселенная насмехается надо мной. Горячий парень, который переворачивал мой мир под одеялом и носил очки для чтения, был единственным мужчиной, которого я не хотела.

— Похоже на оплаченный счёт, — сказал Люсьен так, словно я была самым тупым человеком на планете. — А теперь, если не возражаешь, я не хочу, чтобы ты была здесь.

— Я знаю, что это такое, невыносимый ты болван. Это медицинский счёт за экспериментальное лечение рака, которое не покрывается медицинской страховкой. Почему на нём стоит твоё имя?

— Моё имя есть на многих вещах, — сказал Люсьен. Он снял свои очки для чтения, а затем отправил бумагу в шредер, стоявший у его ног. — Если это всё, я попрошу охрану проводить тебя.

В нём чувствовалось напряжение, нервозность, которых я никогда раньше не замечала.

— Я не уйду, не получив ответов. Чем быстрее ты дашь их мне, тем скорее я уйду.

Он схватил со стола телефон и набрал номер.

— Мисс Уолтон через пять минут потребуется сопровождение обратно к её матери.

Я скрестила руки на груди и свирепо смотрела на Люсьена, пока он слушал кого-то на другом конце провода.

— Да. Проверьте её машину и поставьте охрану, — он резко повесил трубку и смерил меня ледяным взглядом. — Задавай свои вопросы, а потом тебе нужно будет уходить.

Я держалась только на силе воли. Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Люсьен, почему твое имя стоит на счёте за астрономически дорогое лечение рака для моего отца? Мне сказали, что это лечение было клиническим испытанием. Лечение, благодаря которому он пробыл с нами ещё шесть недель, — мой голос жалобно дрогнул.

Напряжение между нами возросло до невыносимых высот. Мы сверлили друг друга взглядами, и мои глаза увлажнились.

— Не делай этого, Слоан, — тихо сказал Люсьен. — Пожалуйста.

— Хоть раз в жизни, просто скажи мне, — умоляла я.

— Ты должна обсудить это со своей матерью.

— Она сказала мне поговорить с тобой.

Он долго молчал.

— Он хотел провести с вами ещё одно Рождество.

Я отступила на шаг и закрыла лицо руками.

— Ты же не собираешься плакать, нет? — хрипло спросил он.

— У меня сейчас много чувств, и я не уверена, какое из них победит, — сказала я из-за своих ладоней.

— Ты злишься на меня, — предположил он.

— Я не сержусь, что ты потратил семизначную сумму, чтобы дать мне ещё несколько недель с моим отцом, засранец. Я безмерно благодарна за это, но понятия не имею, как с этим справиться. Но зачем тебе делать что-то подобное, не сказав мне? Зачем скрывать это?

— Может быть, тебе стоит попробовать методику глубокого дыхания? Снаружи. Подальше от моего офиса.

— Что ещё? — спросила я.

— Я не понимаю тебя, — произнёс Люсьен, бросив взгляд на дверь.

Я сократила расстояние между нами, схватила его за чёртов галстук и посмотрела ему в глаза.

— Я даю тебе эту последнюю возможность быть честным со мной. За что ещё ты заплатил, или пожертвовал, или создал что-то для моего блага, даже не сказав мне об этом, и при этом продолжаешь обращаться со мной так, будто я разрушила твою жизнь?

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

Я резко вдохнула.

— Значит, «Йошино Холдингз», «Стелла Партнершип» и «Бинг Груп» ни о чём тебе не говорят?

Его лицо посуровело.

— У меня сегодня очень напряжённый день…

Я рванула его за галстук.

— Мне плевать, даже если тебе сейчас делают жизненно необходимое удаление аппендицита, Люцифер. Мы поговорим об этом.

Его молчание было каменным, и это стало его погибелью.

— Фонд «Йошино Холдингз» выделил грант в размере 100 000 долларов, который позволил библиотеке обновить нашу компьютерную систему и запустить программы проката планшетов и ноутбуков. «Стелла Партнершип» выделило библиотеке грант в размере 75 000 долларов на расширение нашей общественной программы, включая создание должности для Наоми. А «Бинг Груп» сделала щедрое пожертвование, чтобы покрыть оставшиеся расходы на строительство муниципального здания Нокса Моргана, в котором чисто случайно находится моя библиотека.

— Если ты закончила…

— Люсьен, все эти организации названы в честь сортов вишнёвых деревьев. И все они принадлежат тебе, — всё это складывалось в одну невообразимую картину в моей голове.

Он усмехнулся.

— Я не знаю, откуда у тебя такая информация, но могу тебя заверить…

— Я библиотекарь, огромная ты заноза в заднице. Моя работа — всё знать! Чего я не понимаю, так это почему ты финансируешь мои мечты своими деньгами, если ты, как ты красноречиво выразился, едва можешь терпеть моё присутствие.

— Я не обязан объяснять тебе, что я делаю для налоговых льгот.

— Не знаю, куда мне больше хочется швырнуть твой степлер — в окно или тебе в голову, — пробормотала я, отходя от него и начиная расхаживать по комнате.

— Я бы предпочёл окно, — произнёс Люсьен у меня за спиной.

Проходя мимо его стола, я посмотрела вниз и заметила что-то знакомое во всё ещё открытом верхнем ящике.

— Боже мой, — воскликнула я, хватая разбитые очки. Мои разбитые очки. Они упали во время хэллоуинской стычки в Нокемауте, и я не смогла их найти.

— Не трогай мои вещи, — сказал Люсьен, направляясь ко мне.

Я подняла очки.

— Если я для тебя ничего не значу, почему ты подарил мне больше времени с моим отцом? Почему ты пожертвовал столько денег на мои цели? И какого чёрта ты хранишь в верхнем ящике своего стола мои очки, которые я потеряла прошлой осенью на «Книга или Сладость»?

— Говори тише, или охрана вынесёт тебя отсюда, — прорычал он.

— Скажи это словами, Люсьен.

— Если ты собираешься тратить моё время, говоря загадками, то могла бы с таким же успехом присесть и выпить немного чёртовой воды, — хрипло сказал он, направляясь к хрустальному графину на столе для совещаний.

— Ты любишь меня, идиот. Ты любил меня с тех пор, как мы были детьми. Ты любил меня, даже когда я предала твоё доверие. Ты любил меня после того, как я всё исправила. Ты до сих пор любишь меня.

Люсьен остановился на полпути и повернулся, сердито уставившись на меня.

— Ты ничего не исправила. Ты чуть себя не погубила. И если бы он вышел из тюрьмы хотя бы на час, он бы обязательно покончил с тобой. Вот что он делал с вещами, которые были мне дороги. Никакой запретительный ордер не защитил бы тебя от него.

— Значит, ты защитил меня, сохранив нашу дружбу в тайне. И ты продолжал защищать