шапку. Тяжелый чешуйчатый панцирь князя пока пылился в обозе, лишь легкая короткая кольчужка прикрывала грудь. Щит и неудобное в походе копье, само собою, вез верный оруженосец, гарцевавший позади князя на не таком уж и лихом коне.

– Эй, пскобские! – смеясь, задирали новгородцы. – Не рано ли на осаду собрались?

– Они копьями, копьями стены раковорские собрались таранить!

– Или шеломами – с разбегу!

Псковские ратники угрюмо молчали, лишь некоторые огрызались, но, слава богу, не доходило дело до драк. Низкое балтийское небо затягивали перламутровые облака, иногда шел мягкий снег, а бывало, что и проглядывало солнышко… вот как сейчас. Выглянуло, улыбнулось, отразилось в шеломах, словно благословляя ратников, вселяя удачу.

Но тут вдруг…

Что-то заблестело впереди, совсем рядом, за редколесьем. Интересно, чему б там блестеть? А тоже шлемам! Тяжелым рыцарским «ведрам»-топфхелмам!

Врагов оказалось много, очень много, куда больше, чем рассчитывали русичи. В лучах золотистого солнышка сверкали латы и шлемы. Угрожающе покачивались наконечники копий. Нетерпеливо перебирали копытами покрытые длинными накидками кони. Легкий ветер развевал над вражеской ратью знамена, красовались на щитках и рыцарских коттах разноцветные гербы. Средь них – черный тевтонский крест на белом фоне!

– Немцы! – ахнули воеводы. – Вот ведь сволочи! Нарушили целовальную запись, ага!

– Да плевали они на эту запись!

– Правду говорили – нельзя немцам верить.

– Покарай их Господь!

Да, на помощь датчанам, нарушив недавно данную клятву, явились и немцы, точнее – ливонские рыцари-крестоносцы, кроме немцев, имевшие в своем составе целую тучу рыцарей почти со всех европейских земель, разве что окромя самых дальних – Португалии с Испанией – тамошним рыцарям было чем заняться и у себя, отвоевывая захваченные маврами земли.

Презрев целование креста, крестоносное воинство явилось во главе со своим магистром, Отто фон Роденштейном. Рыцари уже выстроились в «свинью», удобнейший строй для атаки. Удобнейший вовсе не для того, чтоб, как писали позже некоторые историки, нанести таранный удар по врагу. Толку от такого удара было бы мало, ведь большинство воинов оставались в задних шеренгах и ничем не могли помочь своим сотоварищам, пусть даже самым опытным и крутым. Да и окружить такую колонну было бы довольно легко – враги ведь тоже не дурни! «Свинья» или «кабанья голова», как говорили сами рыцари, нужна была для того, чтобы воины, приближаясь к врагу, смогли сохранить четкий и плотный строй. Достигнув противника, непосредственно перед атакой, тевтонцы, словно разбитые бильярдные шары, рассыпались по всему фронту.

Немцы! Все-таки решили помочь датчанам, несмотря на все разногласия. Ударить единым фронтом – и победить. Русских, правда, было больше, – но когда превосходство врага останавливало рыцарей?

Крестоносцы послали гонцов к датчанам почти сразу же после того, как поклялись русским не вмешиваться! Вмешались, не боясь самого Иисуса Христа. Клятвопреступники, сволочи, лживые твари! Все же пришли…

Именно об этом еще вчера Довмонта предупредила Солнышко, послав своего человека. Решение магистра помочь данам быстро распространилось среди орденских братьев и кнехтов, да подготовку стремительного похода и невозможно было скрыть. Об этом предупредила Сауле, и ради этого кунигас поспешил на ночь глядя к Дмитрию, срочно созывать совет. Предупредил! Однако ж не все вняли. Что ж, Бог им судья.

Грозная рыцарская «свинья» уже начала свой разбег! Затрубили трубы. Взметнулись в небо сигнальные стяги. Опустились, легли на упоры длинные тяжелые копья. Под копытами лошадей задрожала покрытая снегом земля. Не так уж и много нынче было снега. Ветер сдувал, да и почти всю зиму частенько шли дожди.

Глава 5

Русские войска перестраивались прямо на глазах у врага – быстро и четко. Все – благодаря Довмонту и поверившему ему переяславльскому князю. От занятого новгородцами центра понеслись на правый фланг отряды Дмитрия и верная дружина псковского князя. Крайнюю правую точку занял владимиро-суздальский князь Святослав Ярославич, брат его, Михаил, вместе с другими князьями прикрыл левый фланг.

Дрожала мерзлая земля, реяли в небе стяги. Неслись, неудержимо неслись рыцари!

– А ну, братие! – выхватив меч, закричал новгородский посадник Михаил Федорович. – Накажем клятвопреступников! Постоим за вольности и торговлю нашу! Кто против Бога и Святой Софии?

– Кто против Бога и Святой Софии?!

Дружным рыком новгородцы воины подхватили клич. Взметнулось вверх златотканое парчовое знамя, забили барабаны, затрубили трубы и рога. Не дожидаясь подхода врага, новгородская конница помчалась в атаку, за ней поспешала к пехоте и замешкавшаяся дружина князя Юрия, вмиг потерявшего всю свою самонадеянность и надменность.

Миг – и два войска с грохотом сшиблись! Ржали, взвивались на дыбы кони, с треском ломались копья, звенели мечи. Поднятый копытами коней снег стал черным от мерзлой земляной пыли. Пешие ратники тысяцкого Кондратия ловко стаскивали крестоносцев с коней коваными крючьями, прикрепленными на древки топоров и пик. Стаскивали, забивали палицами и дубинами. Впрочем, не столь уж часто это случалось: закованные в броню крестоносцы были грозным соперником.

Вот дюжина рыцарей окружила пеших, ударили в копья да, выхватив мечи, принялись рубить, сея страшные удары, оставляя вокруг обезглавленные и разрубленные тела. Новгородцы огрызались без страха:

– Кто на Бога и Святую Софию?

То же самое творилось сейчас везде. Две рати сшиблись, смешались, и вскоре, как это часто бывает, сеча разбилась на отдельные конкретные схватки. Довмонт-князь в серебристом шлеме с золоченой полумаской-забралом с ходу ударил копьем всадника в синей накидке-котте с большим желтым крестом на груди. Такой же крест, в окружении золотых корон, был изображен на щите рыцаря и на попоне коня, расшитой пышною бахромой. Над глухим шлемом врага колыхались разноцветные перья, золоченая рукоять меча сверкнула – больно глазам!

Датчанин! Явно не тевтонец, те все-таки одеты поскромнее – выделываться устав ордена не велит. Что ж, а ну-ка, посмотрим, чей меч лучше? А ну…

Ловким движением Довмонт поставил под удар свой лазоревый щит с изображением золотой подковы. Такая же лазоревая котта покрывала доспехи князя, а лазоревая попона – коня. Удар… Звон… Навершие щита, покрытое стальной полосою, выдержало, даже не треснув. Правда, чуть выгнулось… Добрый у вражины меч… Оп! Князь ударил сам, резко, быстро… однако соперник оказался ловок, встретив клинок врага щитом.

Обменявшись ударами, всадники разъехались, насколько это им позволяла накаляющаяся обстановка битвы. Повсюду смешались люди и кони, слышались крики и стоны, проклятия, конское ржанье и звон мечей. Кровь лилась рекою, и отрубленные конечности падали в вязкий черный снег. Вот, подпрыгивая на кочках, покатилась чья-то голова… русская, датская, немецкая? А черт ее… может, эта голова принадлежала какому-нибудь кнехту или эсту… Сразу двое таких чертей бросились вдруг на Довмонта, как видно, желая помочь своему. Крестоносец, верно, вовсе не нуждался в подмоге простолюдинов… повернулся, гневно махнул мечом…

Князь тоже взмахнул. Но не угрожал – рубил! Взвил коня на дыбы, да со всего размаха… Страшная вещь! Не особо и стоящая кольчужка у кнехтов… Враг