господина Цзин-саня, у меня. А остальные вместе с нашими управляющими будут ходить по дворам и собирать аренду. Так, пожалуй, дня за четыре почти все свое вернем.

— Ладно, поезжайте в поселок, а мы с господином Цзин-санем подготовимся к встрече солдат. Черт возьми! Надо проучить этих голодранцев! Ну, до завтра!

— До завтра!

Когда помещик пришел к начальнику штаба Ляну, тот долго молчал, искоса поглядывая на посетителя. Наконец сказал:

— Как вы могли допустить беспорядки? Почему не пришли раньше? Мои солдаты уже разосланы, в этом году почти везде неспокойно. Я полагал, у вас все благополучно. Кто же знал…

— Так оно и было сначала! — пытался убедить его помещик. — Но потом появились эти активисты. Они подбивают арендаторов не сдавать зерно. Уважаемый начальник, если вы пошлете хотя бы взвод, ручаюсь, мы усмирим их. Только бы схватить главарей!

— При штабе всего восемь солдат. Кого же посылать? Придется просить помощи в уезде. А там, знаете, что скажут? Вот, мол, не могут справиться с несколькими деревнями, где уж тут надеяться покончить с коммунистами! Вы, господин Хэ, человек умный, ну скажите, неужели из-за вас я должен поступиться своим авторитетом?

— Конечно, нет! Но, господин Лян, сделайте для нас что-нибудь! Может быть, отзовете солдат из других деревень, например, из Шибача или Яньпинсы?

— Что вы! Вчера ночью в Яньпинсы вспыхнуло три пожара, а сегодня утром пришлось дополнительно посылать почти взвод солдат в Шибача. Взводный Ван доложил, что крестьяне собираются отобрать у солдат оружие!

— Неужели? — Хэ чуть не плакал с досады.

Начальник штаба машинально отпил глоток чая и, уставившись в потолок, погрузился в размышления. Наконец он хмуро поглядел на помещика и тихо сказал:

— Поступим так, я пошлю с вами четырех человек. Пусть возьмут главарей. Если дело примет серьезный оборот, немедленно вышлю подкрепление.

— Благодарю вас!

Помещик, расстроенный, уже в сумерках пустился в обратный путь в сопровождении четырех солдат весьма невзрачного вида.

Часа в два ночи Ли-цю, с трудом волоча ноги, вернулся домой. Не успел он переброситься с отцом несколькими словами, как вдруг раздался оглушительный грохот: кто-то колотил в ворота.

Старик еще не оправился после болезни, но, жалея сына, пошел открывать сам.

— Кто там?

— Я!

Не разобрав, чей это голос, дядюшка Цао открыл дверь и обмер: солдаты! Первым вбежал Гао, слуга помещика, вслед за ним четверо солдат с маузерами.

— В чем дело?

Не ответив старику, солдаты ворвались в дом.

— Вот он! Это Цао Ли-цю! — закричал Гао.

Солдаты кинулись на юношу и приставили к его груди маузеры.

— За что хватаете? Какое преступление я совершил?

— Не прикидывайся!

Солдат дал Ли-цю пощечину и надел на него наручники.

— Иди!

Старик наконец пришел в себя и бросился на Гао:

— Негодяй, это ты привел солдат! Отпусти его!

— Мерзавец! Сына схватил! — вторила ему мать, бросившись к Гао.

— Убери руки! Гаденыша вскормили!

Солдаты пинком отбросили старика в сторону и выбежали на улицу, таща за собой Ли-цю.

Дядюшка Цао и Шао-пу побежали за солдатами. Мать с малышом на руках следовала за ним, оплакивая свою судьбу. Наконец они достигли усадьбы помещика, но ворота были крепко заперты.

5

Кроваво-красное солнце висело высоко в небе.

Деревня Цаоцзялун была охвачена волнением. На пустоши толпился народ: мужчины и женщины, старики и дети шумели, волновались. Глаза их горели ненавистью.

— Все выходите! Смерть пришла! Никто не должен прятаться дома!

Казалось, море забурлило или началось извержение вулкана.

— Возьмем дом помещика! Освободим Ли-цю! Если погибать, так вместе!

— Верно! К дому помещика!

Толпа шумела, как морской прибой.

Впереди бежали родители Ли-цю. Потерять сына для них было все равно, что вырвать из груди собственное сердце. Теперь Цао окончательно понял: этим миром правят обманщики!

— Брат Лай! Ворота с утра заперты. Помоги открыть. Жизни не пожалею! Рассчитаюсь с мерзавцем помещиком!

— Прорвемся!

Шумною гурьбой люди окружили усадьбу. Трое солдат боязливо выглядывали из-за угла низкой стены. Люди напирали друг на друга и уже вплотную подступили к главным воротам. Но тут раздались выстрелы. Несколько человек, обливаясь кровью, со стоном упали на землю. Крестьяне еще больше ожесточились.

— Убийцы!

— Братец Шэ ранен! Ли Хань-цзы, возьми людей и штурмуй задние ворота!

Снова грянули выстрелы.

— Наддай! — кричали люди. Наконец ворота затрещали.

— Вперед!

Крестьяне потоком хлынули во двор.

Солдаты, стрелявшие из-за угла, обмерли от страха и побросали оружие.

— Бей их!

— Разорвать на куски!

— Сын мой! Где он? Где тот человек, которого вы вчера вечером забрали?! Говорите!

— Пощадите! Я не знаю!

— У-у, собаки!

Старый Цао подскочил к солдату и изо всех сил укусил его.

— Куда запрятали моего Ли-цю?!

— Пощадите! Скажу, дядюшка! Скажу!

— Куда?

— Утром отправили в поселок.

— Пропал сын! — Слезы ручьем хлынули из глаз старика.

— Пощадите… — вопили солдаты.

В это время через задние