– Но мы должны что-то делать, мы не можем спокойно смотреть, как нашего сына, любимого сына, единственного сына, затягивает трясина. Не хочешь ли ты сказать, что больше не любишь его?

– Ну, во-первых, я не хочу сказать, что больше не люблю его, я люблю его, как и прежде. К моей любви теперь еще прибавилась жалость. Жалость к сыну, жалость, что такой, в общем-то, не плохой человек стал рабом денег. И теперь для него, кроме денег, ничего больше не существует на свете. Во-вторых – разве мы спокойны? Скажи мне, когда ты в последний раз спокойно спала? Не помнишь? Вот и я не помню. Но что мы можем сделать? Как и чем его остановить? Единственное, чем его можно остановить – это заявить в милицию.

– Что ты, что ты! Не смей даже думать, родного сына упрятать в тюрьму собственными руками. Нет, нет и еще раз нет!

– Аня, в одном ты права – не стоит этого делать, то есть заявлять в милицию. Дело в том, что его даже тюрьма не исправит. Просто отсрочит на некоторое время его деяния, связанные с доставанием денег. Он уже никогда не сможет отказаться от больших денег, но дело в том, что желание иметь много денег может завести его очень далеко, он не сможет остановиться ни перед чем. И тогда…

   Я испуганно посмотрела на мужа, что он имеет ввиду? Но муж на мой немой вопрос ничего не ответил, хотя и понял его. Я видела, что понял. С тех пор мы часто слышали доносящееся из его комнаты бормотанье, только с кейсами Роман больше не приходил, он стал приходить со спортивными сумками и с ними же уходил из дома. Мы не могли понять, что это за деньги, почему он их приносит, а потом уносит. Его ли это были деньги? Возможно, ему доставался от них какой-то процент. Не могли эти деньги все быть его, уж больно много их было. Потом Роман купил себе иномарку, накупил множество дорогих костюмов, всегда был при галстуке. Купил вот эту квартиру, где его арестовали. Ты была там? Видела, как она отделана, а сколько там всякой всячины, мебель дорогущая, джакузи. Ой, Галя, а нет ли тут в его комнате чего? Ведь и к нам могут нагрянуть с обыском, он ведь тут прописан, да и жил больше тут, чем там.

– Не знаю, теть Ань, муж мне ничего не сказал, поехал в прокуратуру, возможно и сюда приедут.

– А давай посмотрим, что там в его комнате, с тех пор, как он стал сам зарабатывать деньги, он запретил нам заходить в его комнату. Убирался сам, сам менял себе постельное белье, оставляя грязное в ванной. Давай посмотрим. – Галя колебалась, хорошо ли это. Но мать-то имеет право в своей квартире ходить, где ей захочется, в конце концов, и Галя согласилась. Они вошли в комнату Романа. Комната была прибрана, вещи были на своих местах, но на мебели лежала пыль, видно тут давно не делали влажной уборки. Мать прошла к шкафу, открыла его. На полках аккуратно лежали вещи, во второй половине так же аккуратно висели костюмы, сорочки, брюки и на отдельной вешалке, много-много галстуков. На полу, под костюмами, лежали обувные коробки, их было так же много. Одним словом, шкаф был набит до отказа. Но каждая вещь имела свое место .Для мужчины это было слишком хорошо. Женщины не стали трогать вещи, даже не прикоснулись ни к одной. В письменном столе тоже царил идеальный порядок, тоже самое они увидели в тумбочке под телевизором. Всяких вещей было много, но они не вызывали любопытства. Внимание Гали привлек компьютер, она взглянула на тетю, приблизившись к нему. Анна без слов поняла племянницу и согласно кивнула головой. Та села на стул, включила компьютер. Нажав на значок “мои документы”, Галя увидела несколько файлов. Открыв первый из них, она увидела фотографию обнаженной девушки, за спиной раздался тяжкий вздох. Фотографий было много, разных, здесь были и девушки и молодые парни, тоже в обнаженном виде. На следующем файле были порнографические снимки девушек и парней вместе, на некоторых их было четверо – две девушки и двое парней, а на некоторых – двое парней и одна девушка. Были и такие, где трое парней и одна девушка. И совершенно было понятно, чем они все занимались – совершенно откровенное порно. За спиной Гали раздался громкий стук – это потеряла сознание тетя и упала. Гале пришлось вызывать скорую помощь. Врачу они, конечно же, не стали объяснять причину обморока, ей оказали помощь, объяснив, что обморок случился на нервной почве. Врач не приставал с расспросами, что случилось у больной, мало ли что могло произойти в семье. Приняв Галю за дочь Анны, он посоветовал не тревожить ее, окружив заботой и покоем. Скорая уехала, а Галя не знала, как ей поступить. Оставить тетю в таком состоянии она не могла, а ее муж должен был приехать с работы только вечером. Она приняла решение дождаться его. Тетя заснула, а Галя, выйдя на кухню, позвонила Игорю.

– Привет. Ты можешь говорить?

– Да. У нас как раз сейчас перерыв. Как ты? – голос Игоря был тревожным – он переживал за Галю и ее тетю.

– Знаешь, Игорек, тете стало плохо после моего рассказа, пришлось вызывать скорую помощь. Сейчас она заснула, я не могу оставить ее одну. Супруг приедет с работы только вечером. Так что мне придется его дождаться.

– Конечно, конечно, ты молодец, побудь с тетей, ей сейчас одной оставаться нельзя. Как приедет хозяин, ты позвони мне, и я за тобой приеду. За то время, пока я буду ехать, ты познакомишься с дядей, поговоришь с ним.

– Игорь, а Романа уже начали допрашивать?

– Да, начали.

– Ты ответь мне только на один вопрос и одним словом – он признался в убийствах?

– Да, – глухо ответил Игорь.

– Ясно, – тихо ответила Галя и отключилась. До последней минуты она надеялась, что ее брат все-таки не виновен в убийствах. Она даже, когда рассказывала тете об убийствах, не называла Романа убийцей, а только подозреваемым, надеясь, что он останется только подозреваемым до тех пор, пока не будет найден действительный убийца. И сейчас Гале было больно поверить в то, что ее брат на самом деле убил и дядю Ваню, и бабу Клаву, и Игоря. Да еще пытался убить Алешку. А скольких он еще мог убить? А возможно, он