— Безусловно.

— Я мог бы сделать миллион относительно законным образом. Однако этого не будет. Одним своим концом мост упрется в Вашингтон-стрит, как задумано с самого начала. И я лично не собираюсь заработать на строительстве ни гроша.

— О Господи, я знаю кучу людей, занятых политикой, но даже представить себе не мог, что встречусь с человеком, который вот так, запросто, отказывается от вполне законного миллиона. Глазам не верю.

— Придется поверить. Но кое-что мне все-таки надо, и, если вы свяжетесь с нужными людьми и добьетесь этого, я вас не забуду.

— Я сделаю все от меня зависящее.

— Я хочу, чтобы мост назвали моим именем. Чтобы он стал памятником мне. Мост Джорджа У. Уолтауэра.

— Мост Джорджа У. Уолтауэра, — задумчиво повторил Лоренс и хлопнул себя ладонями по ляжкам. — А что, Джордж, я добьюсь этого. Не может быть, чтобы вам отказали.

— Больше мне ничего не нужно, — продолжал Джордж. — Памятник. Но сам я не могу сказать об этом людям из плановой комиссии. Между тем название выбирают они. А вы ведь знаете, что это за народ, Джордж. Они не политики. Они — уважаемые люди. Если вам удастся дать им понять, что я мог бы иметь и от чего отказался… и если они откажут… — Джордж внезапно помрачнел.

— Да не откажут они. Я их знаю почти всех до единого. А с некоторыми, наверное, увижусь сегодня же в клубе. Знаете что, Джордж, дайте-ка мне на всякий случай список членов этой самой комиссии, и я все сделаю без проблем. Вы возрождаете мою веру в человечество.

— Просто я люблю свой город.

— От скольких мэров я уже слышал эти слова, но вы единственный, кто оправдывает их делом.

— Если мне откажут, я подам в отставку. — Казалось, любовь и преданность к Форт-Пенну вот-вот заставят Джорджа расплакаться либо произнести речь, и Лоренс счел разумным поспешно покинуть кабинет мэра. Едва он закрыл за собой дверь, как Джордж уронил голову на стол и действительно разрыдался.

Данкан Партридж, который, сам о том не догадываясь, был в глазах Джорджа образцом элегантного пожилого человека, являлся одновременно председателем городской плановой комиссии — общественной организации с довольно широкими, согласно уставу города, полномочиями. В Форт-Пенне упорно поговаривали, что членами комиссии могли быть только старосты церкви Святой Троицы, высшие лица клуба Форт-Пенна и директора трастовой компании. Это был сонм бессмертных, где на оплачиваемой службе состоял один лишь архитектор-консультант, в чьи обязанности входило по преимуществу технологическое обеспечение решений, которые принимали любители. Данкан Партридж, знававший еще отца Джима Лоренса, созвал специальное, не под протокол и без участия архитектора, заседание комиссии в одной из закрытых столовых клуба. Члены комиссии, половина из которых ходила опираясь на трость, обратили свои взоры к председателю.

— Сегодня, господа, никакой бумаги и никаких карандашей, — объявил Партридж. — Почему, вы скоро поймете. Полагаю, все мы знаем Джима Лоренса, представлять его не надо, так что давайте, Джим, что там у вас.

Недоверчивое молчание собравшихся так и не рассеялось, когда Джим закончил свою речь и сел на место. Общее настроение выразил Партридж:

— Ну, слышал ли кто-нибудь нечто подобное? По-моему, мы имеем дело с безумцем. Отказаться от миллиона долларов ради того, чтобы мост был назван твоим именем?! Будь я на его месте, не задумываясь взял бы миллион, и гори все синим пламенем. Как говорится, деньги на бочку — и всех благ. Лично я против того, чтобы называть мост именем Уолтауэра или еще в чью-то честь. Одно время у меня была мысль назвать мост Колдуэлловым в память об Уилле Колдуэлле, но у него и так в наших краях полно всяких мемориалов, поэтому я передумал и решил, что лучшее название — мост Вашингтон-стрит.

— А я-то думал, вы хотите назвать его мостом Партриджа, — раздался чей-то голос.

— Ну и что в этом было бы плохого? Давно пора и мне хоть что-то заиметь, — огрызнулся Партридж. — Целую жизнь положил на службу людям. И ни единого цента в награду не получил.

— Ха-ха-ха. Я бы скорее сказал, не расстался ни с единым центом, — заметил кто-то еще из членов комиссии.

— Да ну? А как насчет бедняков, которых я защищал? А да, впрочем, что вы об этом знаете, — махнул рукой Партридж.

— Откуда же знать, если благодаря вашей защите они все еще по тюрьмам сидят? — съязвил оппонент.

— Правда? Да если бы не вы со своими махинациями, сами давно в тюрьму угодили. Кто от судебных приставов бегал? Кто чужие деньги присваивал? Артист нашелся, — разозлился Партридж. — Ладно, господа, вернемся к делу. Надеюсь, вы все хорошенько обдумаете к нашему очередному заседанию, которое состоится 14-го. Вот что нам следует принять в соображение. Нельзя ни за что ни про что обижать отказом человека, который, как нам только что сообщил Джим, отказывается использовать преимущества своего положения и даже попытаться не хочет, чтобы мост строился на его земле. А ведь мог бы легко добиться этого, как мне кажется. То место ничуть не хуже, если не лучше, чем Вашингтон-стрит. Далее, почему бы не оказать услугу Джиму, если это в наших силах? И наконец, лично мне совершенно безразлично, как мы назовем этот мост — Вашингтон-стрит, Уолтауэр или как еще. Мне уж точно никогда не придется называть его по имени, да и большинству из здесь присутствующих тоже. К тому времени, когда это чертово строительство закончится, все мы будем лежать на глубине шесть футов под землей. Ладно, я собрал вас, мне и угощать. Все в бар.

Угроза Джорджа Уолтауэра уйти в отставку не была блефом. Человек далеко не глупый, он понимал, что с окончанием войны на старых местах появятся новые люди. Да чтобы предположить это, и не надо быть великим пророком. Уже зимой 1918–1919 годов парни начали составлять небольшие списки тех людей в городе и графстве, которым предстоит уступить свои места вчерашним военнослужащим, с тем чтобы те, в свою очередь, обеспечили голоса фронтовиков. Той же зимой на улицах города действительно стало появляться все больше и больше людей в военной форме с золотыми шевронами на правом рукаве и красными на левом — знак почетного увольнения из армии по ранению. А те, у кого на погонах были знаки различия 28-й дивизии, пользовались особой популярностью. Подходил к концу седьмой срок пребывания Джорджа на посту мэра. Он предполагал, что на очередной его выдвинут просто по инерции, но был совершенно не уверен в перспективах на девятый. Совсем не исключено, что в 1921 году выдвинут какого-нибудь отставника, и потому, если уж называть мост его именем, это надо делать прямо сейчас или в крайнем случае во время восьмого срока. Преемник ни за что не согласится оказать такие почести предшественнику. Джордж хотел быть уверен, что мост назовут его именем еще до начала строительства. А если члены плановой комиссии ему откажут, то об этом надо знать прямо сейчас. В таком случае он немедленно уйдет в отставку. В таком случае он больше не хочет занимать пост мэра. Его имя выгравировано на бронзовых табличках на водонапорной станции, на зданиях двух полицейских участков и на стенах трех школ, построенных за время его работы в мэрии. Но самым значительным памятником в Форт-Пенне должен стать мост. «Пересечете мост Уолтауэра…» Самый большой памятник самому лучшему мэру.