бухту, флот экспедиции направился вначале к мысу Урдюк, а затем, оставив там базу и рыбоприемные суда, взял курс в открытое море. Корабли расходились гигантским веером. Каждое судно выбирало свое направление и наилучшее место лова, и здесь все зависело от опытности капитана, его «нюха на рыбу», точности предварительной разведки, погоды и некоторой доли неизбежного в «хитром» морском деле везения.

Большой сейнер «Гоголь» с удобными комфортабельными каютами для команды и первоклассным рыболовным оборудованием, покинув базу, более часа шел строго на запад и, миновав многие суда, уже бросившие якоря для лова, забирал все «мористее».

Это судно, издали точно такое же, как и десятки других рыболовецких кораблей, отличалось тем, что в трюмах его находилась экспериментальная рефрижераторная установка, а на палубе — две большие ванны с охлаждающим соляным раствором. На корабле производились промышленные опыты по охлаждению живой рыбы тут же, на месте лова, в море, опыты очень интересные и важные. Вместе с рыбаками на сейнере плавали научные сотрудники из Астраханского ВНИРО.

Командир «Гоголя» носит широкоизвестную среди каспийских рыбаков фамилию. Четыре брата Дементьевых — четыре капитана сейнеров работали в одной экспедиции, и работали замечательно. Трое Дементьевых — коммунисты.

Дементьевы, как и большинство астраханских рыбачьих семей, гордятся своей профессией, переходящей из рода в род. И дед Дементьевых был рыбак, и отец, и все братья с малых лет приучились к морю, чтобы потом навсегда связать с ним свою трудовую жизнь. На базе и на кораблях мне удалось увидеться с тремя братьями.

Старший, Михаил Григорьевич, — капитан стахановского сейнера «Новосибирск». Ему около пятидесяти. После смерти отца он занял в семье место наставника и воспитателя. Дементьевы все похожи друг на друга. Но в старшем из братьев-капитанов с особой рельефностью отпечаталась рыбацкая «порода». Это высокий, плечистый здоровяк, с большими мускулистыми руками и с крупным лицом, которое дышит суровой мужественностью, резкие морщины — печать годов морского труда.

А у самого молодого, Павла Григорьевича, лицо сияет свежестью, красотой силы, энергии, здоровья. Павел Дементьев, несмотря на молодость, уже начальник колонны судов. Не только в семье, но и во всей экспедиции он считается одним из самых образованных и толковых рыбаков.

Третий Дементьев, Георгий Григорьевич, — капитан сейнера «Гоголь» — немногословный, спокойный, атлетически сложенный моряк, он ходит обычно в просторной кожаной куртке и в высоких сапогах. Таким я и увидел Георгия Григорьевича, поднявшись на мостик сейнера, уже подходившего к месту лова. Спускались сумерки. Море темнело, кое-где на мачтах зажглись ходовые огни — движущиеся зеленые и красные точки.

В рубке сейнера кроме капитана находился матрос Бабаян — сумрачный на вид человек с копной темных волос, непокорно спадающих на лоб. Разговор шел о предстоящем лове, о миновавшем шторме, о женах и семьях на берегу.

Нередко моряки уезжали дней на пять — восемь домой, в «товарищеские отпуска», устраиваемые по взаимной договоренности с таким расчетом, чтобы остающиеся на корабле по-братски делили между собой работу «отпускника». Иногда жены и сами приезжали в экспедицию на попутных рыбницах. Жена Георгия Григорьевича, учительница начальной школы, не могла оставить работу и двух малышей, и капитан «Гоголя», вспомнив об этом, непроизвольно вздохнул: он давно не был дома.

Скоро в рубку поднялась темноглазая женщина, повязанная платком, в мужских штанах и куртке — научный работник Нина Владимировна Чемиренко. Ее лаборатория, которую в шутку прозвали «кухней», помещалась в носовой части сейнера. Пробирки, весы, горелки, банки с химическими реагентами — все принадлежности походной лаборатории заполняли каюту и были, на случай сильной качки, прочно укреплены по стенкам и на столике.

Хрупкая, худенькая женщина, Нина Владимировна успешно вела свои исследования, разделяя с командой все невзгоды и трудности плавучей жизни. Ее не укачивало в самые жестокие штормы, она могла в любую погоду работать у себя в каюте.

Нина Владимировна искала способы охлаждения рыбы в море, испытывала рефрижераторные установки и, в частности, выясняла действие горчицы и антибиотиков, предотвращающих порчу рыбы. Свои опыты она проводила каждую ночь и сейчас была готова к началу лова.

— Скоро, Георгий Григорьевич? — нетерпеливо спросила она у капитана.

— Еще минут десять пройдем мористее, а там на якорь. Что, опять горчицей будете кильку мазать? — улыбнувшись, спросил Дементьев.

— Да. Я знаю, вам не очень нравится, но уж потерпите.

— Терпи, капитан, ты охлажденную рыбу делаешь, — засмеялся Бабаян.

Сейнер «Гоголь» остановил моторы, когда на море легла темная, безлунная ночь. Загремели лебедки, разматывая якорную цепь. Судно развернуло на ветер. И сразу же усилилась качка. Пока сейнер на ходу взбирался на гребни волн, его качало только с носа на корму, а теперь стало валить и с борта на борт. Только цепкие ноги моряков могли уверенно двигаться по скользкой, летящей из стороны в сторону палубе, к тому же еще, словно дождем, ополаскиваемой каскадом брызг.

Капитан зажег прожектор, осветивший палубу, рефрижераторные чаны, темные конуса сетей.

— Готово, начали! — скомандовал Дементьев, и правый конус, укрепленный на блоке грузовой стрелы, начал медленно опускаться в воду. Лампа в тысячу ватт зажглась уже в море.

Говорят, что опытные рыбаки узнают приближение кильки к источнику света по своеобразному шороху под водой, напоминающему шум летнего дождя.

Я этого шума не слышал, но был очарован изменчивой игрой света в море вокруг корабля.

Вначале, когда на вершине сетки, чуть опущенной в воду, зажглась лампа, море точно засверкало ярко-зеленым стеклом. Но вот сеть пошла поглубже, и зеленое стекло темнело, как бы превращаясь в матовое, но на поверхности еще мерцал отсвет, какое-то приглушенное сияние, как бы с трудом пробивающееся сквозь толщу воды.

Опустив первую разведочную сеть, Дементьев выждал минут двадцать, должно быть желая собрать рыбы как можно больше. Но вот сеть пошла наверх. Вода светлела с каждой секундой. Рыба поднималась за светом. Еще несколько мгновений — и у бортов судна словно разгорелся огромный подводный костер. Лампа — выше, выше, она уже над водой, и тут свет погас.

Темная сеть все еще шла наверх, а людям, смотрящим на море, казалось: гигантская огненная рыба, выпрыгнув из воды, вдруг почернела и растаяла в воздухе. Конусную сеть завели на палубу. В сетке лежал тяжелый, плотный груз рыбы, вода потоком стекала на сапоги рыбаков. Капитан Дементьев и Бабаян рывком открыли сеть снизу, и в раствор чанов щедро полилось текучее серебро кильки.