— Мэгги, она с вами? — раздался из-за входной двери голос Бэнкса.

Мэгги узнала: тот самый детектив, на которого она злилась. Господи, если он не уйдет, если вышибет дверь и освободит ее, она на коленях попросит у него прощения и сделает все, как он велит.

— Кто у вас там, Мэгги? — продолжал кричать Бэнкс. — Ваша соседка видела девушку-блондинку. Это Люси? Она изменила внешность? Люси, если вы там, учтите, нам известно все о Кэтлин Мюррей. У нас к вам много вопросов. Мэгги, спуститесь вниз и откройте дверь. Если Люси с вами, не доверяйте ей. Мы думаем, она прячет в вашем доме пленки.

— Спокойно, — приказала Люси и вышла из комнаты.

— Я здесь! — сразу же истошным голосом закричала Мэгги во всю силу легких, хотя не была уверена, что люди за дверью услышат. — И она здесь! Люси хочет убить меня! Пожалуйста, помогите!

Люси снова появилась в спальне, по ней было незаметно, что крики Мэгги ее напугали.

— Что мне делать? — ни к кому не обращаясь, спросила она, скрестив руки на груди. — Мне нельзя в тюрьму, я не выдержу в запертой клетке.

— Люси, — обратилась к ней Мэгги, стараясь говорить как можно более спокойно и невозмутимо. — Развяжите меня и откройте дверь. Впустите их. Я уверена, они проявят к вам снисхождение. Они поймут, что вы нуждаетесь в помощи.

Но Люси не слушала. Она ходила по комнате, бормоча что-то себе под нос. Мэгги сумела разобрать только слово — «клетка», Люси повторяла его снова и снова.

Три минуты спустя снизу донесся громкий треск — это полицейские сокрушили входную дверь, — а затем на лестнице послышался топот ног.

— Я здесь! — вскрикнула Мэгги.

Люси посмотрела на нее — почти с сожалением, подумала Мэгги, — и сказала:

— Постарайтесь не вспоминать обо мне с ненавистью.

Она разбежалась и, подпрыгнув, головой нырнула в окно спальни, увлекая за собой дождь осколков.

Мэгги в ужасе закричала.

Человека, который так же сильно, как я, не любит больницы, еще поискать, размышлял Бэнкс, шагая по коридору в отдельную палату Мэгги Форрест, и надо же, за последние две недели я провел в Центральной больнице уйму времени.

— Ой, это вы! — обрадовалась Мэгги, когда он, постучавшись, приоткрыл дверь.

Мэгги, как заметил Бэнкс, избегала встречаться с ним взглядом и предпочитала смотреть в стену. Повязка, почти закрывающая лоб, поддерживала тампон, наложенный на затылок. Рана оказалась сложной, и после обработки потребовалось наложить несколько швов. Мэгги потеряла много крови. Когда полицейские ворвались в спальню дома Эвереттов, подушка под ее головой промокла насквозь. По словам лечащего врача, теперь Мэгги была вне опасности и вопрос о ее выписке должен решиться в самое ближайшее время. Усилия медиков в основном были сосредоточены на купировании отсроченного шока. Глядя на Мэгги, Бэнкс вспомнил, как недавно впервые увидел на больничной койке Люси Пэйн: один глаз закрыт повязкой, другой внимательно оценивает ситуацию, черные волосы разметались по белой подушке.

— И это все благодарности, что я заслужил? — спросил Бэнкс в ответ на ее улыбку.

— Благодарности?

— Да, за то, что ворвался к вам в дом во главе отряда легкой кавалерии. Должен признаться, это была моя идея. Я, конечно, только выполнял свою работу, но люди иногда чувствуют необходимость выразить личную признательность. Не беспокойтесь, на чаевые или что-нибудь в этом роде я не рассчитываю.

— У вас, насколько я понимаю, не возникает никаких затруднений, когда нужно изобразить легкомысленного и даже невоспитанного человека.

Бэнкс подвинул стул и сел рядом с кроватью:

— Это совсем не так легко, как вам кажется. Как вы себя чувствуете?

— Отлично.

— Нет, правда?

— Со мной все в порядке. Немного болит.

— Неудивительно.

— Так это действительно были вы?

— Действительно был — где?

Мэгги в первый раз встретилась с ним глазами. Ее взгляд немного расплывался: действовали лекарства, но он разглядел боль, смущение и еще что-то, не поддающееся определению.

— Там, в дверях спальни. Вы спасли меня.

Откинувшись на спинку стула, Бэнкс вздохнул:

— Я виню себя за то, что мне потребовалось столько времени, чтобы догадаться, — ответил он. — У меня в руках были все части головоломки, надо было сложить их уже давно, а не после того как парни из СОКО нашли видеокамеру в пруду возле Хилл-стрит. Должно быть, Люси утопила ее там в последний уик-энд.

— Я иногда ходила на этот пруд посидеть на берегу, подумать, покормить уток. — Мэгги снова устремила взгляд на стену, но через несколько мгновений взглянула на Бэнкса. — Это не ваша вина. Вы ведь не способны читать чужие мысли.

— А люди-то надеются, что способен. Но к данному случаю это не имеет отношения. Мы с самого начала подозревали, что где-то должна быть камера и пленки, знали, что расстаться с пленками Люси будет нелегко. Вы единственный близкий ей человек, и она была у вас в гостях за день до семейного скандала.

— Но она же не могла знать, что случится этот скандал.

— Не могла. Но Люси понимала, что дело идет к концу. Она готовилась к тому, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля, потому ей срочно надо было спрятать видео в безопасном месте. Ну и где записи?

— На чердаке, — ответила Мэгги. — Она знала, что я туда никогда не поднимаюсь.

— И была уверена, что сможет без труда до них добраться. А поскольку вы единственная, кто мог предоставить ей приют, надо было раньше догадаться, что она этим воспользуется. Мы поговорили с вашими соседями, и, когда мать Клэр сказала нам, что вы только что вошли в дом, а другая соседка вспомнила, что два дня назад видела молодую женщину, которая стучалась в дверь черного хода, картинка сложилась.

— Вы, должно быть, считаете, что я поступила как круглая дура.

— Ну зачем же сразу дура, вы повели себя наивно, возможно, не совсем умно.

— Люси казалась такой…

— …несчастной? Настоящей жертвой?

— Да. Я хотела ей верить, мне это было просто необходимо. Может быть, так же, как и ей. Не знаю.

Бэнкс понимающе кивнул:

— Она хорошо справилась со своей ролью. Ей это было нетрудно, поскольку она действительно долго была жертвой.

— Что вы имеете в виду?

Бэнкс рассказал ей об «Олдертхорпской семерке», а потом об убийстве Кэтлин Мюррей. Когда он закончил, Мэгги с белым как бумага лицом, прерывисто дыша, не шелохнувшись, смотрела в потолок. Минуты тянулись бесконечно, пока она наконец не заговорила:

— Так она убила двоюродную сестру, когда ей было всего двенадцать лет?